Ефим Зозуля - Мастерская человеков

В свое время это говорилось о красноармейцах на фронтах:

«Красноармеец любит поворчать». Ворчать — ворчал, а дрался беспримерно.

Исследовать в первую очередь.

Старикам плохо

Старик. Он еще достаточно бодр, во всяком случае слишком бодр для того, чтобы так сторониться и почти открыто жаться к стенам домов. Но во всей его фигуре чувствуется, что он не в своей тарелке.

Еще один. Не старый, но пожилой человек. Этот тоже идет, словно выражая готовность посторониться. Среди всех разнообразных видов московского и российского хулиганства издевательства над стариками совершенно нет. Эта графа остается незаполненной. Наоборот, бесконечные юбилеи и чествования героев труда, неизменно собирающие на заводах обильную публику, говорят об умении уважать старость и общественные заслуги. Уважение ко всевозможного рода «заслуженным» подтверждает это. Тем не менее старики чувствуют себя неловко, стесненно.

Это — от эпохи. Им нечего делать, старикам; они не могут активно и горячо работать; они объективно играют пассивную роль и ходом вещей отодвигаются в сторону.

Старики на Западе

По Берлину шествует древняя старушенция или полуразвалившийся старик. Старушка в чепце с бесконечным количеством ленточек и даже не черных, а фиолетовых. Она спешит в кафе, где будет часами сплетничать с такими же старухами.

А вот старик. Еле передвигая ноги и опираясь на палку, он с почти петушиной важностью шествует в величественном цилиндре. Он — хозяин положения. Молодежь во всех странах Запада равняется по отцам, по дедам.

В СССР как раз наоборот: горе, если молодежь будет похожа на стариков. Молодежь ходом истории выдвигается вперед. И опять-таки горе ей, если она не сумеет построить севе крепкого будущего, совершенно непохожего на прошлое.

Несколько отрицательных типов

По наведенным справкам и личным наблюдениям мне удалось зафиксировать основные черты нескольких отрицательных типов.

Шакал

Проходит коротковатый чистенький человек. Все на нем «приятно», пригнано, все на месте и вполне соответствует «эпохе»: ботинки его почищены, но не так, чтобы это отдавало «снобизмом»: чуть-чуть они все-таки запачканы, чтобы видно было, что человек не очень думает о блеске на них. Его френчик точно в таком же «стиле»: очень пригнан, перешит не без щегольства, но пуговица у воротника отстегнута. (Маленькая лихость, допустимая для ответственного работника.) Волосы (он ходит без шапки) причесаны, но один клок молодо и «буйно» свисает на лоб. Это тоже допустимо, даже до известной степени полагается. Лицо молодое. Глаза голубые, открытые, как будто смелые, как будто честные. И кому придет в голову, что это самая неуловимая, гнуснейшая разновидность самых безжалостных паразитов, с которыми жестоко борются советская власть и коммунистическая партия. Он не растратчик, не преступник, даже не особенно бюрократ; он-типичный представитель другой породы шакалов; он — духовный вор, похититель чужих мыслей, идей, планов. Он живет соками чужого мозга. Он «заведует». Как скромно и с каким достоинством он говорит с начальством. Как, потупясь, он принимает похвалы за то, что не ему принадлежит, за то, что выдумали и сделали его секретарь, помощник, заместитель! Какое у него уменье подбирать себе таких помощников! Как ловко он умеет высасывать чужую инициативу!

Как он умеет безжалостно пить цвет чужой мысли, слизывать пенку чужого духовного кипения! И с теми же голубыми и немигающими глазами, с той же внешностью, скромной, средней, порядочной внешностью советского работника выдавать это за свое. Вряд ли ему даже приходит в голову мысль, что он держится на чужой крови. Высосав помощника, он его выбрасывает. Бездумно. По сокращению штатов или по рационализации.

По улицам ходит спокойно. Он жизнерадостен. Он улыбается.

У него белые молодые зубы.

Исследовать обязательно.

Дурак

Идет пышный советский дурак. Дурь у него скрыта, так же как у того скрыта духовная прострация. Впрочем, дурь дурака не скрыта. Она свисает с его носа, с его самодовольных губ и бровей. Она раскачивается в его глупом ритме рук и ног. Но все это — если вглядеться. Вообще же говоря, он горд. Можно сказать без преувеличения, что не у всякого польского шляхтича можно найти такой «гонор», какой зарыт в советском дураке. Его величественность не знает пределов. Все, что он говорит, — плоско, чрезмерно серединно и с трудом приближается к норме. Но спесь его буквально неиссякаема. Разумеется, он тоже заведует. Он говорит людям: «Короче», «Выражайтесь яснее!» Он бюрократ насквозь, но он все-таки где-то в глубине души знает себе цену. Он отлично понимает, что без этой спеси он был бы скоро разоблачен.

Он на ней держится, впрочем — до первой чистки.

Исследовать обязательно.

Злой человек

Никто не знает, что его разозлило, но он зол. Он не выносит, когда кому-нибудь в чем-нибудь везет… Когда кого-нибудь хвалят он страдает, почти болеет. Страдает не на шутку, точно его глубоко обидели. Теснота, бедность, перегруженность, конкуренция, обман, хитрости и все, что сопровождает тесноту и бедность, делают многих недоброжелательными и настороженными, завистливыми.

И поэтому стоит кому-нибудь поскользнуться, как многие из окружающих и даже близких людей тайно рады. Злой человек — мастер на выдумывание наветов. Как убедительно он их составляет, если ему в лапы попадается жертва. Как доказательно он строит свои обвинения. Он-то уж буквально делает из мухи слона. К сожалению, этот тип весьма распространен в Москве. Его легко узнать по завистливым глазам, по изможденной от вечной ревности всех ко всем физиономии…

Исследовать не мешает в ближайшую очередь.

Герои незаметны

Сложность и непроницаемость советских людей весьма значительны. Еще более или менее нетрудно узнать отрицательных, но угадать положительных почти всегда трудно, а очень часто и невозможно.

Скромность и мужественность

Советские положительные типы отличаются необычайной скромностью. Это действительная, до конца доведенная скромность, основанная на подлинном мужестве, исходящем от раскрепощенных пролетарских масс.

Кто этот юноша?

Проходит юноша. Скромно одетый, спокойный, даже немного невзрачный. Обращает на себя внимание его походка: он так четко и сильно и в то же время сдержанно переставляет ноги.

Кто он? Он немного похож на Нетте, на дипкурьера, который буквально до последней капли крови отбивался от бандитов, желавших отнять доверенную ему дипломатическую почту. Нетте, как известно, умер, пронзенный множеством пуль, и, умирая, просил товарища продолжать борьбу. По наведенным мною справкам, в советской литературе почти нет описаний подобного незаметного героизма.