Инал Кануков - Антология осетинской прозы

— А вот это никогда им не удастся! — горячо воскликнул Карабаш. — Можно силой отобрать у человека то, чем он владеет, да нет на земле такого оружия, которое могло бы превратить свободного человека в раба. За каждую каплю пролитой крови придется им рассчитываться. Дорого мы заплатили за нашу прекрасную мирную жизнь, и если человек отведал свободы, как отведали мы за годы нашей народной власти, нет таких сил, которые бы смогли заставить его склонить шею под ярмо чужеземца.

Как-то особенно близки стали друг другу в эти тревожные дни Ораз и Карабаш. Сын каждый день бывал на ферме, хотя нелегко ему было преодолевать глубокое ущелье, через которое вилась тропка от села. Поднявшись в гору, он садился передохнуть на плоский придорожный камень и долго сидел неподвижно, ожидая, когда вернутся силы. Наконец поднимался и, экономя шаг и дыхание, шел дальше к ферме. А там работы край непочатый. Если у отца были вилы в руках — Ораз тут же брал вилы и принимался помогать. Отец и не замечал, как ему тяжело. Иначе не подгонял бы его:

— А ну-ка пошевеливайся! Тебе свинца налили за голенища, что ли? Здесь у нас как на фронте — раз-два!

Между тем фронт приближался к Осетии. Тревога охватила село. Собирая вещи, люди замирали, прислушивались: не грохот ли канонады донес ветер из-за гор? Или, чего доброго, раздастся за ущельем треск вражеских мотоциклетов. Угоняли с фермы скот, жители уходили в горы, где в неприступном лесистом ущелье создавался партизанский отряд.

Только Карабаш в эти дни хранил спокойствие. Отправив семью в лес, он тут же вернулся на ферму и, осмотрев коров и молодняк, разбил стадо на две части.

— Всех здоровых коров и телят угоняйте поскорее, чтобы не достались врагу, — командовал он колхозникам, пришедшим угонять скотину. — А молодняк да больных оставим на ферме.

— Как оставим? На кого оставим?

— Я буду за ними ухаживать. Вам и со здоровым скотом будет хлопот достаточно, нечего брать на себя лишнюю обузу. Да и времени нет перегонять больных да слабых коров — они замедлят отход, не дай бог, фашисты вас нагонят.

— Тогда надо их всех забить!

— Еще чего! — взъярился Карабаш. — Сколько труда вложено в каждого теленка, а теперь вы хотите выбросить их стервятникам! Ведь мясо вам все равно не унести!

— Подумай о завтрашнем дне, Карабаш! А если придут немцы?..

— А вы подумайте о дне послезавтрашнем. Может, немцы и не доберутся сюда. Прогонит их наша Красная Армия, и тогда каждая корова, каждый теленок ой как пригодится.

Карабаш был непреклонен. И добился своего — большое стадо колхозники угнали в лес, навьючив на коров кое-какой скарб. Оставили лишь с десяток слабых и стельных коров да часть молодняка. Все свои нехитрые пожитки Карабаш перенес в глинобитную хибарку рядом с хлевом, там и поселился.

Теперь уже явственно доносились артиллерийские залпы, ветерок доносил из-за гор горький запах дыма. Смолкли птицы в лесу, притаились звери. Вечерами Карабаш смотрел на запад — небо вспыхивало красными зарницами. И порой старику казалось, что наступает конец света.

На третий день фашисты заняли село, фронт прокатился дальше. Пока не зашло солнце, Карабаш вздрагивал от малейшего шороха, ждал, что немцы вот-вот нагрянут на ферму. И вдруг в вечернем синеющем небе увидел он близкое зарево. Языки пламени взлетали высоко в небо, запах гари разносился вокруг. Горело их село. От горестных дум совсем сник Карабаш, голова его отяжелела, как в бреду, сидел и смотрел на неугасающее зарево. Глубокой ночью на пороге появился Ораз.

Старик испуганно глянул на сына — и словно вышел из забытья.

— Что с тобой, сынок? — проговорил он, поднимаясь.

Ораз был бледен, суконные самодельные чувяки и ноговицы — в комьях грязи, полы черкески изорваны, будто Оразу пришлось отбиваться от собак.

— Что с тобой, сынок? — повторил он в отчаянии. — Раньше и нищие так не ходили!

— Беднее нищих мы с тобой, отец! — заговорил Ораз. — Еще вчера до нас дошел слух, что немцы грозятся сжечь дома ушедших в лес. Сегодня я не выдержал, пробрался взглянуть — и лучше бы не ходил! — застонал он. — Камня на камне не осталось от родного дома!

Старик хотел что-то сказать, но у него пересохло во рту, язык не слушался его, он привалился к стене, чтобы не упасть.

Мужчины стояли молча в темноте, пораженные горем. И только протяжное, как стон, мычание, вдруг раздавшееся из хлева, вернуло их к жизни. Старик засуетился, радостно замахав руками, и неуклюже полез через плетень.

— Пеструха, кажется, отелилась. Неси-ка соли скорее! — крикнул он Оразу.

Из-за застрехи он выдернул клок соломы, посветил в хлеву.

— Ого, бычка принесла! Посыпь-ка его солью, тогда мать лучше оближет. Вот так…

— Потуши свет! — испуганно сказал сын. Отец затоптал солому. В темноте было слышно тяжелое дыхание коровы и причмокивание теленка. Только родившись, он принялся сосать — хороший знак!

Через час мужчины вышли из хлева. Осенняя ночь была на исходе. Ветер разогнал туман, и теперь над их маленьким пастбищем в бледнеющем небе, как огоньки, мерцали бессчетные звезды.

Старый пастух глянул в сторону села. Пожар затихал. Он горько вздохнул. Прежде в той стороне был его дом, а теперь за ущельем, за черным ночным лесом таилась смертельная опасность.

— Как ты думаешь, сынок, доберутся они сюда?

— Кто может сказать? — ответил Ораз. — Может, они и не знают, что здесь ферма. Может, не решатся идти через лес — партизан побоятся…

Они вошли в хибарку и прилегли на соломенные тюфяки, но не успели заснуть, как в дверь постучали.

— Кто там? — дрожащим голосом спросил Карабаш, никто не отозвался.

— Кто там? — спросил Ораз, поднявшись с постели и обнажив кинжал. Ответа снова не было. Ораз отворил дверь. На пороге в предутренней мгле стояли двое. Оба путника были в рваной осетинской одежде, изможденные и усталые.

Хозяева пытались заговорить с незнакомцами по-осетински, но они не отвечали. Жестом Карабаш пригласил их войти.

Зайдя в хибарку, гости устроились на соломе. Карабаш поделился с пришельцами едою.

— Были в плену у немцев, удалось бежать. Ищем партизан, — сказал на ломаном русском языке один.

Пастухи с трудом понимали его речь.

— Мы не партизаны. Мы не знаем, где партизаны, — втолковывал гостям Ораз. — Кто их знает, что за люди, — вполголоса сказал он по-осетински отцу. Время сейчас такое, что никому нельзя доверять.

Поев, пришельцы собрались уходить. Днем им опасно здесь оставаться, объяснили они. Будут прятаться в лесу, искать партизан. Они вышли и словно растворились в предутренних сумерках. Старик долго глядел им вслед, и казалось ему, что они вовсе не ушли, а лишь притаились и теперь высматривают что-то, укрывшись за деревьями. Карабаш долго стоял возле хлева, не слышно было ни шороха, только скот жевал жвачку. Осторожно ступая, будто боясь нарушить тишину, старик заглянул в коровник. Пеструха замычала, узнав хозяина. По звукам Карабаш определил, что она все еще вылизывает своего теленка. Медленно вернувшись в хибарку, сказал: