Григорий Федосеев - Мы идeм по Восточному Саяну

В лечебной практике китайской медицины с давнишних лет панты применяются для лечения самых различных заболеваний и считаются лучшим средством, освежающим организм человека. В Советском Союзе давно ведутся исследования целебных свойств пантов, в результате чего и появился общеизвестный препарат «пантокрин».

Чтобы сохранить панты убитого изюбра на долгое время, их заваривают. У нас имелся для этой цели лист железа, из которого мы сделали ванну. Установили ее на камнях, а под ней развели костер, причем начинали заваривать панты с оснований, постепенно доходя до отростков. Тогда кровь свертывается у выходных сосудов и не вытекает.

Опуская на какую-то долю минуты то одну сторону пантов, то другую в кипяток, Прокопий хорошо прогрел их. Потом он сдул с рогов пар и осторожно уложил их на толстый слой мха, приготовленного заранее. Минут через двадцать пять он проделал с пантами то же самое и до следующего дня подвесил их в тени под елью. Эта процедура повторялась дней десять. Панты постепенно теряли вес, уменьшались в объеме и так с шерстью засохли. В таком виде они могли сохраняться много лет.

Появившиеся ночью облака не рассеялись, спустились ниже, а в полдень снова разразились дождем. Кизир, выйдя из берегов, вынудил нас снять лагерь и отойти к горам.

Прежде чем тронуться дальше, мы решили проявить осторожность в выборе маршрута, ибо для исправления ошибок у людей уже не было сил. Отсутствие в нашем рационе хлеба, соли, сахара с каждым днем становилось все более ощутительным для организма. Теперь нужно было идти наверняка, избегать столкновения с природой, меньше рисковать, чтобы неудачами не поколебать веру в успех дела. Я с Павлом Назаровичем и Козловым направился верхами обследовать проход по Кизиру, а Пугачев с Бурмакиным уехали по Кинзилюку с той же целью. Затем решим, каким путем будем продвигаться дальше в глубину их.

Устьем Кинзилюка заканчивается широкое ложе долины Кизира. Дальше она постепенно переходит в ущелье. Реку сжимают горы. Справа, по ходу, где-то в облаках прятались вершины Фигуристых белков, а слева, теснясь к реке, виднелся все тот же грозный Кинзилюкский голец. Как только мы сравнялись с ним, почувствовали, что вступаем в преддверье суровой и малоизвестной страны, и были захвачены особым, может быть, даже торжественным чувством, которое так хорошо понятно исследователям. Нас сопровождал беспрерывный рев перекатов да мелких порогов. Местами из воды торчали скатанные камни, и мутная вода, наваливаясь на них, разбивалась в брызги и пену.

Плохо проторенная звериная тропа идет левым берегом Кизира по тайге, и здесь в просветах леса нас поджидали топи да ключи, сбегающие со склонов шумными потоками. Скалистые отроги отвесными уступами подходят все ближе и ближе к реке, местами они нависают над буйным Кизиром. За каждым поворотом становилось все теснее, безнадежнее.

На второй день добрались до реки Белой. Это название соответствует молочному цвету воды в ней. Я не мог устоять перед соблазном, не посетить истоки Белой, где еще сохранились остатки грандиозного ледника, некогда покрывавшего хребет Крыжина. Ему-то и обязан рельеф этих гор своими курчавыми вершинами, цирками, выпаханными в коренных породах, и глубокими троговыми ущельями. Со мною идет Козлов, а Павел Назарович решил проехать дальше, чтобы дополнить наши впечатления о Кизире, кстати сказать, не очень лестные.

Через час по выходе со стана мы вступили в полосу совершенно дикой природы, в царство хаоса. Какому дьявольскому разрушению подвергались северные склоны Фигуристых белков! Что-то из них сохранилось и торчит высоко в виде зазубрин со срезанными боками, другое провалилось, измялось и повисло. Нашему желанию двигаться вперед мешала растительность как живая, так и отмершая, беснующиеся ручьи, тенистые скалы, расписанные лишайниками. То мы, карабкаясь по россыпи, взбирались на уступы и по узким карнизам, нависшим над провалами, проползали вперед, то неожиданно под ногами появлялась звериная тропа, она уводила нас в сторону и обычно терялась. Послав проклятье ей, мы сворачивали и искали проход среди нагромождений и зарослей.

Наконец, мы достигли первой террасы главного истока Белой. Тут просторно, сыро, россыпи затянуты карликовой березкой, ольхой и ивой. Зеленые полянки пестрели альпийцами. Река, будто притомившись, лениво плескалась между крупных валунов, но у края площадки, словно вдруг пробудившись, начала свой бешеный бег в пропасть. По берегам холодного истока трава выше, пышнее. Всюду толпятся разноцветные лютики, желтые маки. Сухие склоны убраны нежным цветом фиалок, голубыми бокалами горечавки, тут и мелкий папоротник и бадан.

За террасой подъем стал круче. Под ногами неустойчивая россыпь, пустота.

Мы взобрались на широкий прилавок и на минуту задержались. С востока, толкая друг друга, бежали тучи. На противоположной стороне четко, грозно высились стены Кинзилюкского хребта, усеянные измятыми вершинами. На скалах виднелись ржавые подтеки и следы недавних обвалов. Хребет тянется вдоль правого берега реки Кизира широким разметом вздыбленных вершин, но у устья Кинзилюка выклинивается, внезапно обрываясь туполобым гольцом, по высоте мало или вовсе не уступающим другим вершинам. В его суровом облике, есть что-то манящее, неразгаданное, оберегаемое недоступностью скал.

Солнце уже перевалило за полдень, а мы еще только подбирались к истоку Белой. Нарастала крутизна, путь казался невероятно тяжелым. Мяса уже не хотелось. Тогда я впервые почувствовал физическую расслабленность — результат длительного недоедания. Козлов отставал, шел тише меня. На последней остановке, а они неизменно учащались, я видел, как он безвольно опустился на камень, по привычке достал кисет, но скрутить цыгарку не смог — Дрожали руки. «Неужели Степан сдался?» — мелькнуло в голове. Ведь он был лучшим ходоком у нас. Присмотревшись, я заметил бледность на его лице, что-то печальное в глазах, а неравномерное дыхание выдавало слабость. Штанина на Козлове была разорвана, из прорехи выглядывали исцарапанные ноги, вдоль правой щеки лежал багровый ушиб. Эта картина вдруг породила во мне страшные мысли: дойдем ли мы до вершины Кинзилюка, не переоценили ли мы свои силы? С этого дня тревога за судьбу людей экспедиции не покидала меня до конца событий.

Идем дальше. Теряя последние силы, почти на четвереньках выбрались на край верхней террасы и здесь отдохнули. Из глубины цирка нет-нет да и дыхнет ледяной сыростью. Далеко позади остался лес. С нами карабкались по каменистому склону рододендроны да крошечные ивы, влачившие жалкое существование по прилавкам. При выходе на террасу мы увидели крошечную полянку, окруженную с трех сторон снежным полем и покрытую низкорослыми альпийскими цветами. Какое поразительное впечатление от этого сказочного контраста! Колокольцы водосборов, карликовые маки, разноцветные лютики, фиалки праздновали свою весну среди снегов, и хотелось спросить: кто занес вас в этот, еще совсем неустроенный мир, в область постоянных туманов, сырости и зачем? Эти отважные пионеры растительного царства поднялись сюда тайными тропами, чтобы поселить жизнь по бесплодным скалам вблизи вечных снегов. Какими малютками кажутся они среди обломков и стен, нависших над ними. И все же цветы полны гордости за то, что отвоевали у мертвой природы, как бы для опытов, клочок земли и своим присутствием освежали ее.