Руслан Киреев - До свидания, Светополь!: Повести

Свернули, и она поняла, что он везёт её к себе. Везёт, даже не поинтересовавшись, хочет ли она и есть ли у неё время. Ей почудился в этом молчаливый сговор отца с нею против матери.

— Чего серьёзная такая? — спросил он, усмешливо глядя на неё в зеркало. Он ухитрялся подолгу так смотреть на неё и вести машину.

Не ответив, Рая достала из шкафчика путёвку, развернула и внимательно прочла. Она никогда не видела, чтобы отец катал Симу, но если он и катал её, то, конечно, не так. При ней Сима всего раз назвала его папой, да и то нечаянно. Рая не рассердилась. Даже мысленно улыбнулась она — такая это была неправда.

— А мы теперь вдвоём остались, — сказал отец и переключил скорость, — Вера с Серёжкой в деревню укатили.

У Раи отлегло от сердца. Тайного сговора больше не было. Он по–прежнему смотрел на неё в зеркало, и она пригрозила:

— Вот сейчас в столб врежешься.

Сима была в школе, и обедали без неё. Отец притащил из кухни раскалённый казанок, поднял крышку, усеянную изнутри капельками влаги. Паром ударило, запахом чеснока и нежного мяса. Это был кролик, тушенный, как она любила, в сметанном соусе. Так его готовила мать.

Рая поковырялась немного и отложила вилку.

— Не нравится? — обескураженно спросил отец.

Она пожала плечами.

— Нравится… Просто наелась уже. — И принялась прочищать языком зубы. С таким несчастным видом смотрел на неё отец…

— Ты же любила. Все здесь, как ты любила. Корицы только нет — мать ещё корицу клала.

Медленно встала Рая из‑за стола. Она не умела объяснить, но кролик, приготовленный так, есть было стыдно. К этажерке подошла — такой же, как у них, только поновее: обе отец делал.

Сверху лежали Симины тетради. Рая взяла одну, чтобы посмотреть отметки, но взгляд прилип к надписи на обложке. Поражённая, перечитывала свою фамилию — Шептунова. «Ученицы 7–а класса Шептуновой С.» Этого ещё Рая не знала. Усмехнулась.

— А где же настоящий папочка её?

Повернувшись к столу, на весу двумя пальцами держала тетрадку.

— Шептунова! — с издёвкой произнесла она. — Тоже мне сестрёнка отыскалась!

Отец жевал, насупленно глядя перед собой. Смутно забеспокоилась Рая. Но отступать было поздно.

— Небось, к другой сбежал? — И небрежно бросила тетрадь. — Сейчас это модно.

На секунду вспомнила Нику, и это придало ей решимости. Нагнувшись, старательно поправила тетрадь. И тут наконец раздался голос отца.

— Я не заслужил, чтобы ты разговаривала со мной так. — Он сказал это очень тихо.

— Я обычно разговариваю…

Но сердце её билось нехорошо и часто. К своему стулу подошла, села и неторопливо закинула ногу на ногу.

— Ты спросила, где её отец. У неё не было отца.

— Такого не бывает.

Он посмотрел на неё неулыбающимися глазами.

— Ты слишком много знаешь уже.

Она подумала о Кожухе и покраснела.

— Ещё бы не знать! Мать — торговка, отец — бросил.

Под его пристальным взглядом ей делалось все стыднее, но она чувствовала: если он не перестанет так смотреть на неё, она наговорит ещё хлеще и гаже.

— Тебе хотя бы о матери не совестно так?

— А что совестно! Безотцовщина!

Она опять вспомнила Нику — в её бордовом платье без рукавов — и теперь упрямо держала её в памяти.

Отец опустил наконец глаза.

— Я знал, когда‑нибудь ты упрекнешь меня. — Он помолчал, забыв о вилке, потом аккуратно положил её. — Когда ты вырастешь, ты поймёшь, что, может быть, я не так уж и виноват перед тобою. А если и виноват, то… Ладно, я о другом хотел… Ты уже достаточно взрослая, чтобы отвечать за себя. Если ты станешь скверным человеком — в этом не только я буду виноват или мать, но и ты тоже. Ты ведь уже понимаешь, что хорошо, что плохо. С тех пор как ты понимаешь это, ты тоже отвечаешь за себя. Взрослой тебе не будет пощады… Что бы там ни было у тебя в детстве, — прибавил он совсем тихо.

Рая не подымала горящего лица. Такой несчастной чувствовала она себя, а вот я завидую ей. Пожалуй, это единственный случай, когда я ей завидую. (Та детская зависть из‑за грузовика, в котором она хозяйничала, не в счёт.)

Как многие мои сверстники, я рос без отца, и не нашлось в мире никого, кто отважился бы сказать мне слова, которые услышала сейчас Рая. «С тех пор как человек понимает, что хорошо, что плохо, он отвечает за себя». Возможно, в том возрасте я не понял бы до конца всей беспощадности этих слов, но в душу мне они запали б.

Спустя много лет я услышу их от сорокалетней женщины, толстой и самоуверенной, в кольцах на пухлых руках — услышу, и у меня мурашки побегут по телу, столько тоски и запоздалого понимания будет в её голосе. Произойдёт это в доме Уленьки Максимовой, любови моей и надежде (о ней — особый рассказ). Огромные глаза Уленьки вспыхнут состраданием. «Ну что ты, Раечка!» — и коснётся её толстой руки, а та, задумчиво глядя перед собой, прибавит с усмешкой: «Отец предупреждал: взрослой тебе не будет пощады». Я буду смотреть на неё, не отрывая глаз, и увижу, узнаю в раздобревшей женщине с золотыми коронками худую и рыжую девчушку, с которой рос бок о бок. Бок о бок и так, оказывается, далеко от неё.

Мать сидела у зеркала, и волосы её… Волосы… Что с ней? Её волосы были белыми, как у Ники. Покрасилась…

— Пожалуйста, закрой дверь. — Словно и не случилось ничего. В одной руке держала коробочку с тушью, другой, приблизив лицо к зеркалу, подкрашивала глаз. Рая, не оборачиваясь, прикрыла дверь.

— Я не узнала тебя.

Мать полюбовалась своей работой и только после этого повернулась. В ушах длинно блестели новые серьги.

— Не узнала? — томно произнесла она. Второй глаз и не начинала ещё и, чтобы не портить впечатления, смотрела на дочь сбоку, одним накрашенным глазом. Как курица… Рая улыбнулась. Без задней мысли, так просто, но улыбка отразилась на материнском лице смущённо и вопросительно.

— Плохо, да?

Рая засмеялась. Бросила на кровать портфель и, повернув её лицо ненакрашенным глазом, громко чмокнула её.

— Ты красивая у меня, — нежно прошептала она. — Самая–самая.

Напудренная щека была тёплой и мягкой. И вся она сейчас очень нравилась Рае.

— А чего смеялась? — подозрительно спросила мать.

— Так просто. На курицу похожа.

Накрашенные губы приоткрылись.

— Как на курицу?

К зеркалу повернулась и придирчиво осмотрела себя.

— На курицу! — озорно повторила Рая и закудахтала, вытянув губы.

— Глупости, — обиделась мать и взяла коробочку с тушью.

Рая ласково обняла её сзади.

— Я шучу. Тебе идёт…

Она смотрела на неё в зеркало, и мать тоже смотрела на себя — молча и почему‑то грустно. Морщинки у глаз, утолстившийся подбородок… Очнувшись, предупредила:

— Я поздно сегодня. Не жди меня, ужинай и ложись. Долго не гуляй… Да, а где ты пропадала до сих пор? — спохватилась она и, отставив руку с оттопыренным мизинцем, строго посмотрела в зеркало.