Василий Казанский - Из моих летописей

Пусть очень разные были эти люди, но какие только противоположности не сходятся на страсти к охоте, к собакам! Как фанатики одной религии и как подлинные художники, они могли часами обсуждать и смаковать красоту прута (то есть хвоста) какого-нибудь знаменитого Чока, стиль стойки не менее славной Азы или корни родословной основателя знатной линии пойнтеров, скажем, некоего Валдай-Джека.

Брак Хвата и Мирты предстоял зимой, а пока новые приятели собрались вместе на летнюю охоту. Отпуска им удалось подогнать день в день. Михалев зазвал Агатова в свои места — в приокскую пойму. Там по болотникам у озерков держался бекас, а на мокрых лугах попадался и дупель. Агатов мечтал пострелять и уток: уж больно аккуратно его Мирта подавала с воды. Поехали, охотились удачно…

Когда поубыло болотной птицы, охотники повадились в поля припойменных колхозов — перепелов там хватало.

Обычно Михалев и Агатов охотились порознь, но иногда, ради особой красоты, ходили вместе, с обеими собаками. Хват и Мирта сдружились и отлично секундировали. Прекрасны были совместные стойки, когда оба пойнтера замирали в страстном напряжении. Рослый, мужественный Хват как-то весь подбирался, подняв гордую голову, а легкая, изящная Мирта, припадая на передние ноги и вытягивая шею и голову вперед, казалась необыкновенно женственной.

На совместных охотах стрелял больше Агатов. Он как-то все оказывался впереди, все ближе к собакам. Но Валерий не был в претензии: Игорь — гость, а у гостя особые права.

Когда Михалев собрался в Москву, Агатов задержался еще на два дня.

— Нужно, Валерий Ильич, места освоить, чтобы в будущем году чувствовать себя здесь хозяином. Бекасов попугаю, озерки поутятистей поищу.

«Чувствовать себя хозяином» задело Валерия, но он ответил радушно:

— Что ж, попрактикуйтесь по бекасам, осваивайте. Ни пуха ни пера!

Он тоже мог бы побыть на пойме эти два дня, чтобы потом ехать скорым поездом вместе с Агатовым, но не хотелось Михалеву, не в силах был он упустить радость лишний раз полюбоваться с теплохода Окой в ее нижнем течении.

Плыл Валерий и все глядел, глядел, как огромная водная лента то голубеет, то под тучами становится серой, то сверкает солнечными бликами. Глядел он, как река изгибается могучими поворотами до того спокойно и просто, что, думалось ему, ничего нет просторнее и свободнее вот этих окских ширей, а главное, нет на свете другой реки, такой же русской! Никаких резких черт! Мощна водная гладь, обширна пойма, мягко переходящая в надпойменную возвышенность, где покрытую лесом, уже по-сентябрьски зазолотившимся, а где и тускло желтеющую озимым жнивьем да еще не убранными яровыми…

В феврале у Мирты родились пятеро пойнтерят от Хвата, в марте они разошлись по рукам, разъехались по белу свету. Пока Мирта заботливо выкармливала их, Михалев наезжал к Агатовым полюбоваться щенками. Его жена Ира тоже однажды отправилась поглядеть на маленьких, забрав с собой и собственного малыша — годовалого обожаемого Ванечку.

Эльвира Ефимовна Агатова, супруга Игоря Андреевича, слишком уж старалась удивить гостью утонченной сервировкой чайного стола (посуда заграничная!), слишком уж длинны и черны были у нее ресницы и грандиозна прическа-башня, чтобы она могла понравиться Ире — «клушке» (как не без гордости называл ее муж). К тому же Эльвира, по мнению Ирины, как-то приторно восхищалась ее розовым и голубоглазым сыночком. Впрочем, Агатова занималась им недолго и стала щебетать о своей работе в «системе кино» (не уточняя, что же это за работа), явно любуясь этими многозначительными словами.

Даже щенки, милейшие существа с их трогательно наивными, лишь недавно открывшимися глазами, не так порадовали Иру, как могли бы. Словом, знакомства у женщин не получилось. Ну, а мужчины продолжали встречаться и наслаждаться беседами о выставках, чемпионах, об окских бекасах…

Долг платежом красен: на весеннюю охоту, на глухариный ток Агатов пригласил Михалева, как он выразился, «в свою вотчину», в леса, которыми правил его отец, старший лесничий лесхоза. Старик жил вдвоем с женой в лесном поселке в собственном домике. Из-за ревматизма он почти бросил охоту…

Игорь сумел устроить себе длительную весеннюю командировку, выкроил целых полторы недели перед майскими праздниками и забрался в отцовы леса. Михалев располагал всего четырьмя днями — 1 и 2 мая, да смежные с ними суббота и воскресенье.

Игорь встретил гостя невесело:

— Не повезло! Жуков ток как раз захватила лесосека — всю зиму лес валили, на тракторах возили. Ток переместился, а куда — черт его знает. Не нашел я. Придется Самокатовским пробавляться. Эх, жалко! На Жуковом петухов верный десяток, а то и побольше, а тут, на Самокатове, дай бог, чтобы хоть пяток был! Самокатово я проверил — глухаришки есть. Признаться, одного взял.

Валерий не унывал:

— А еще по одному найдем? Только, чтобы не последних!

— Одного-то, разумеется, возьмете. И резерв есть. Я там пару молчунов согнал — это молодые, к будущему году пойдут.

— А тяга?

— Ну, тяга-то есть, конечно, да что вальдшнеп! Вот глухарь — это штука, это — да!

В разговор вмешался старый Агатов:

— Никак ты, Игорек, стал добычу на вес ценить? А по-моему, хорошая тяга стоит любого тока. Мы с гостем сходим на Крутик, вечерних дроздов наслушаемся, вальдшнепиным хорканьем насладимся, в небо попалим!

— Ну еще бы! Без тяги и весна не весна! — поддержал Валерий. Ему очень хотелось поближе познакомиться со стариком лесничим — человеком таким простым и милым.

После московской суеты Михалев блаженствовал. День сиял солнечный, теплый и тихий. Небо светилось так ласково и спокойно, словно не было лишь месяц назад трескучих морозов и лютых метелей, словно не выпадал еще позавчера густой мокрый снег. По голубой равнине белоснежные облачка брели медленно-медленно, — да и куда им торопиться?..

Охотники пошли, когда день стал склоняться к вечеру.

Километра три шли дорогой по полям с перелесками, а еще три — лесным массивом, квартальными просеками.

Плескалась на дороге грязь, хрустел недотаявший ледок с навозом, лужи и разливы сверкали под катящимся книзу солнцем. Благоухала талая земля, из леса неслись запахи прелой листвы и багульника, оживающего на мшаринах. В канавах бурлили воскресшие лягушки. Синева над полями журчала звенящими трелями жавороночьих песен. А с лесу гремели развеселые зяблики, пеночки ласково и старательно выводили свои нежные и как будто закругленные песенки… Хорошо весной идти на ток!

Свернули с просека, пересекли еловую гриву, вышли к болоту.

— Вот оно — Самокатово. Ночуем здесь на краю, — решил Игорь.

Развели два костра для «лежанок». Когда дрова прогорели, жар и золу размели и на горячую землю настелили елового лапника. Под большой старой елью сложили рюкзаки. А солнце-то уже совсем низко. Пора на подслух!