Василий Казанский - Из моих летописей

Я жил у доброй бабушки несколько дней, бродил по милым местам. Поднимался на приречные обрывы над Москвой-рекой, опускался в заливные луга, а больше ходил по лесам. Прошли четверг, пятница. А в субботу послышался в Волчьем Клину посвист, покрикиванье… Эх, не так порскал Мишка-собашник!

Загремели звуки дружного горячего гона, как в давние, далекие годы… Гончие гнали в тех самых лесах, где я впервые познал очарование ярого гона! И взволновал меня этот гон так, как взбудоражил когда-то душу двенадцатилетнего мальчика!.. А ведь сколько гончих своих и чужих я переслушал, какие только великолепные голоса не радовали меня! Но этот гон был, казалось, лучше всех!

Я сидел на пне, слушал, а сердце сжималось…

Гон оборвался… Прошло полчаса, собаки не выправили скол. Охотник затрубил… И всю мою приподнятость, витание в давнем былом как рукой сняло. Так нехорош был рев никудышного рога!

Дома меня встретили приехавшие из Москвы внуки хозяйки — румяные, бойкие мальчики: Юра лет двенадцати и Вова года на два старше. Дарья Антоновна представила меня:

— Вот вам, ребята, еще охотник — дедушка Вася.

Хорошо воспитанные дети не стесняясь, но и без лишней развязности поздоровались. Юра спросил:

— Хорошо гоняли в Волчьем Клину? Дядя Вася, а сколько собак?

Видимо, из деликатности он назвал меня «дядей», а не «дедушкой».

— Гоняли, да скоро потеряли. А затрубил охотник — рог такой противный, что будь я гончей, ни за что не побежал бы на этот вой.

Мальчики дружно фыркнули, представив меня в роли собаки.

— Эх, ребятки, жил здесь дед Миша. У него рог был — заслушаться! А потом подарил он эту чудесную вещь охотнику Нивину.

— Андрей Глебычу? — спросил Вова. — Мы его знаем. Подождите!

Мальчики шмыгнули из избы. Слышно было, как они в сенях гремели приставной лестницей, а потом заходили по потолку.

Через две-три минуты они вбежали в избу:

— Дядя Вася! Вот рог Андрей Глебычев!

Я взял у Вовы предмет белого металла… Господи! Что же это? Длинная, прямая, слегка коническая часть — резонатор — была сплющена и вся в глубоких вмятинах. Как смертельная рана, зияла рваная дыра на внутренней стороне сгиба; короткая часть отогнулась…

— Дарья Антоновна! — простонал я. — Да как же это могло…

— Ничего я не знаю! — она сердилась. — Мне на сохрану не дали!

А Вова и Юра, перебивая друг друга, рассказали, что рог давно уж валялся на потолке среди всякого лома и мусора.

— Мы туда убираем удочки, лыжи тоже. Поглядели — труба. А она такая — мы и бросили.

Останки рога я все же взял в Москву. Сдал в «Ремонт духовых инструментов». Через две недели получил обратно. Труба приобрела округлое сечение, вмятины покрупнее были кое-как выправлены, а на разрыве краснела грубая медная крестовина. Я спросил:

— И всё вы так ремонтируете?

Ответили злобно:

— Благодарите и за то. Этот хлам и вовсе чинить не стоило.

— Ну что ж! — вздохнул я и пошел.

Но, когда я попал за город и попробовал трубить, порадовался: звук давался легко и напоминал былое. Только пел он теперь тусклее, слабее.

Я все же был счастлив. Пусть рог утратил былую певучесть и выразительность, но ведь он тот самый, что поразил меня, мальчика, и на всю жизнь привязал к гончим, к охоте!

Своих гончих у меня теперь уже не было, но я стал судьей по гончим. И на первых же полевых испытаниях я проверил свой рог в деле.

Легкость и мелодичность звука понравились всем, кто был на тех испытаниях. Все сказали: звук приятен на редкость. Но пришлось и разочароваться: стоило кому-то уйти в сторону хотя бы на полкилометра, и он уже не слышал моих сигналов.

Особенно заинтересовался рогом один из участников испытаний — Назаров, человек всей душой преданный гончей охоте, настоящий ценитель ее красоты — от экстерьера, мастерства и голосов собак до захватывающего проникновенного звучания рога. Разглядывал он и пробовал рог не только как охотник, но и как первоклассный мастер работ по металлу.

— Эх! — сказал он. — Как можно на такую ч у дную вещь наляпать такую уродину-заплатину? Да и держится-то она на честном слове!

И действительно, когда я побежал перехватывать гонного зайца, чтобы перевидеть его и работу гончей на следу, и рог слегка ударился о березу, лапы крестовины на заплате с одной стороны отстали и оттопырились. А попробовал я трубить — только шипение…

Куда бы ни поехал я на испытания гончих, хоть под Москву, хоть в другие области, всюду мой рог вызывает удивление, даже восхищение. Даже такие корифеи-судьи, как покойный В. С. Мамонтов, и те не раз, бывало, просили:

— Позвольте получить удовольствие! — и трубили, и еще трубили!.. А потом признавали, что такого рога в руках еще не держали.

Ожил мой рог!

А получилось это вот как: плохо припаянная заплата подвела меня: сигналить стало нечем. Выручил Назаров:

— Попробуйте мой рог!

Я взял его латунный полумесяц с недоверием. Попробовал и удивился. Правда, ни по легкости, ни по выразительности назаровский рог не равнялся с рогом Мишки-собашника, но трубилось не тяжело, звук взлетал сильный и красивый.

— Хорош. Где вы достали такой? — спросил я.

— Да где такой возьмешь? Пришлось самому сделать.

Произошел разговор, высказал я просьбу, а через недельку Назаров сообщил мне:

— Готово!

И состоялась радостная для меня встреча.

— Давайте маленько обмоем, а потом поглядим, что у меня получилось, — сказал Николай Митрофанович.

И «обмывали» мы мое сокровище, возродившееся в золотых руках мастера: изорванное на сгибе и искореженное дурной заплатой колено он заменил латунной трубкой, которую сам вытянул, изогнул, подогнал и припаял к основной белой трубе — резонатору. Еще бы не обмыть!

Сидели мы за столом, вели самую гончую беседу о самых расчудесных своих былых собаках… И чем больше обмывали, тем больше звезд с неба хватали наши бывшие гонцы. Наконец Митрофаныч разрешил пробу.

В начале мая девятнадцатого года меня выпустили из заразного барака. Тиф как тиф — сыпняком в то время никого нельзя было удивить. Остался в живых — чего же еще? Поэтому, вернувшись в институтское общежитие, я взялся за учебники еще ретивее, чем прежде. Большой разбег хотел я взять весной и летом девятнадцатого.

Ведь студентов тогда не ограничивали строгие рамки курсов, лишь бы подготовился, а то сдавай любой предмет (конечно, не забегая слишком уж вперед).