Вилис Лацис - Собрание сочинений. Т.5. Буря. Рассказы

— Мне здесь больше делать нечего… Могу хоть сегодня… Все равно ничего не добьешься. И с деньгами плохо — не знаю, хватит ли до Швеции. Если бы вы могли… что-нибудь из тех самых сумм… был бы весьма признателен.

Суммы, на которые намекал Мелнудрис, были запасы золота и валюты, тайно переправленные в 1940 году за границу. Все эти годы они кормили Папарде и прочих ему подобных агентов рухнувшего режима.

Папарде улыбнулся.

— Если вы полагаете, что от этих сумм много осталось, то ошибаетесь. Пропаганда, воздействие на прессу, пособия… Сколько вам нужно?

— Сколько найдете возможным, — залепетал Мелнудрис. — Поймите, мне шестьдесят лет… Надо же учесть известные заслуги… Постоянно в трудах.

Папарде подумал немного и вышел из кабинета. Через несколько минут он вернулся. В руках у него была пачка банкнотов.

— Здесь сто фунтов, — сказал он, избегая взгляда Мелнудриса. — Распишитесь, пожалуйста, в получении. На всякий случай, — а вдруг вы сами станете когда-нибудь государственным контролером.

Они распростились — правда, уже не так радостно и громогласно, как встретились. Папарде похлопал по плечу Мелнудриса.

— Не вешайте голову, мистер Мелнудрис. Еще много чего может случиться.

Мелнудрис отпустил такси, когда приехал к Папарде. Район этот был тихий. Лондон уже погрузился в ночной мрак. Старый лев пешком шагал в сторону центра. Часть пути он прошел через парк, потом вышел на Пикадилли. Около часу потолкался на улицах и, наконец, решил посмотреть спектакль в Ковент-Гарденском театре.

Напрасно ходил он по театру в поисках гардероба — его здесь не было. Джентльмены свертывали свои пальто и клали их на пол под стулья. Зрители протискивались к своим местам, наступая на платье, шляпы, но это никого не смущало. Ставили какой-то малоизвестный балет; спектакль не произвел впечатления на Мелнудриса, и он ушел после второго действия. Снова очутился на Пикадилли и медленно зашагал вдоль Зеленого парка по освещенной газовыми фонарями улице. Ему много раз встречались молодые накрашенные женщины, но он чувствовал себя слишком старым, чтобы думать о шалостях. На углу Гайд-парка женщин сменили накрашенные подростки и мужчины.

— Пойдемте, джентльмен, — приглашали они Мелнудриса, назойливо заглядывая ему в лицо. Тут он пришел в ярость, замотал головой и, отмахиваясь руками, как от роя мух, быстро зашагал дальше. Едва успевал он отделаться от одного, как за ним увязывался другой, за подростком появлялся взрослый, за накрашенным мужчиной — накрашенная женщина. Так продолжалось, пока он не вышел из парка.

— Несчастье с этими искушениями большого города, — вздохнул старый лев. — Стариков и то не хотят в покое оставить. Неужели у меня вид донжуана? Как мухи на мед…

Мелнудрис приписывал чистой случайности то, что его так доняли в этот вечер. Если бы он, бродя по городу, немного внимательнее смотрел вокруг и наблюдал за прохожими, то давно бы догадался, что за ним следят. В Интеллидженс-сервисе его отнюдь не считали опасным иностранцем и, вероятно, не стали даже узнавать, зачем он приехал и с кем встречался, но не случайно еще в Германии майор королевских воздушных сил имел тайный разговор с Никуром на перроне вокзала. Мелнудрис был добычей, а хитроумные загонщики крались по его следам в ожидании подходящего момента, чтобы уничтожить его как независимую личность, каковой он считал себя в простоте душевной.

Так и не удалось никому привязаться к нему до самой гостиницы. Он поднялся в лифте на свой этаж и долго мыл руки и лицо. В насыщенном копотью лондонском воздухе все быстро чернело. Вода, стекавшая с рук, походила на деготь, а когда Мелнудрис взглянул в зеркало на свой воротничок, то пришел в ужас. Утром, когда он надевал его, воротничок был совершенно чистым, а за день стал темно-серым. Он провел по нему пальцем, и на пальце осталась грязь. Как же идти ужинать в таком виде? Если каждый день надевать свежий, не на что будет выбраться из Англии. И он сделал то же, что сделал Зандарт в своей собачьей конуре: вывернул воротничок на другую сторону. Ну вот, теперь можно еще некоторое время проходить в нем. Сидя за ужином в общем зале, Мелнудрис убедился, что у многих англичан и американцев воротнички были еще грязнее. Вероятно, люди примирились с неизбежным злом и такие мелочи их не беспокоили.

Он весь вечер чувствовал себя удрученным и не обратил внимания на красивую девицу, которая старалась все время привлечь его взгляд. Раз это ей почти удалось, и она поспешила улыбнуться, но Мелнудрис думал о своем разговоре с Папарде и не заметил этой улыбки.

«Интеллигенции надо переквалифицироваться, — насмешливо звучало в его ушах. — Будь ты помоложе, то мог бы выучиться на кочегара. Теперь в лучшем случае поедешь пасти скотину. За это ли мы воевали и страдали? К этой ли цели вели нас пятнадцатого мая тридцать четвертого года?»

В одном лишь смысле эта поездка в Англию принесла пользу: теперь по крайней мере ясна истина, горькая, ужасная, но все-таки истина.

«К будущей весне половина люден вернется в Латвию. Останутся лишь те, кому некуда ехать… если даже они захотят».

Он выпил стакан бордо, купил в вестибюле газету и сигареты и поднялся в свой номер.

Через несколько минут в дверь постучали. Думая, что это горничная (наверно, пришла приготовить на ночь постель), он открыл дверь. В коридоре стояла та самая красивая девушка, которая так настойчиво наблюдала его в общем зале. Мелнудрис ее не узнал.

— Можно? — спросила она таким тоном, как будто пришла по серьезному делу. — Мне нужно кое-что сообщить вам.

— Пожалуйста, — ничуть не любезно ответил Мелнудрис и отодвинулся, пропуская женщину в комнату.

Она обвела взглядом номер, сама закрыла дверь и вдруг улыбнулась Мелнудрису.

— Давайте ляжем, джентльмен.

Мелнудрис чуть не подскочил.

— Что, что вы сказали? На каком основании вы ворвались в мой номер?

Женщина опять улыбнулась и, не обращая внимания на негодующего Мелнудриса, начала быстро раздеваться.

Что-то безумное, бредовое было во всем этом.

— Уходите, уходите отсюда, слышите? — прошипел Мелнудрис, сжимая кулаки. — Я позвоню, я вызову на помощь полицию.

— Не грозись, милашка… — со смехом сказала она и преспокойно нырнула под одеяло. — Какая мягкая постель!.. Ой, как здесь хорошо!

Мелнудрис в полной растерянности смотрел на женщину, не зная, что предпринять. Положение было прямо убийственное. Каждую минуту мог войти слуга, которому он еще днем сказал, что хочет отдать выгладить измявшийся в дороге костюм.

— Послушайте, — почти умоляюще сказал он. — Уйдите отсюда… Я вам заплачу… если уж вам так хочется заработать.

Женщина не переставала улыбаться и ничего не говорила.