Юлия Друнина - Проза (1966–1979)

Так продолжалось около месяца. Но потом ей стало не хватать нашего участка. Алиска исчезала на час, а порой и на три. То один, то другой сосед видел ее у себя. Я начала беспокоиться, особенно после того, как «левый сосед» сказал, что Алиска играла с его щенком. Само по себе это, разумеется, прелестно, но что, если она, например, задумает поиграть со здоровенной черной догиней, принадлежащей «правому соседу»?

Однажды Алиска вернулась позже обычного, и вид у нее был какой-то подозрительный — одновременно довольный и виноватый. Она не дотронулась до еды, быстро проскользнула в свой домик и не отзывалась на приглашение выйти.

Через некоторое время пришла всезнающая баба Маня и разразилась гневным монологом:

— Алька-то ваша что наделала! Всех курей у В. (она назвала фамилию одного писателя) передушила. Горла все перегрызла, паскудница, и положила рядком, аккуратно так. А людям-то какое разорение! Нет, ты мне скажи — разве это положено? Не по-ло-же-но!

— Баб Мань, а откуда известно, что это Алиска?

— Кто же еще? Да и видали ее! Не отперетесь!

Я и сама понимала, что «не отперусь»… Говоря откровенно, я не очень осуждала Алиску. Нечего писателям разводить кур, не их это дело. Но я боялась, что выступления Алиски против частнособственнических пережитков закончатся печально…

…И вот случилось то, чего мы так боялись: Алиска не вернулась.

Уже кончался длинный летний день, уже темнело, а ее все не было. Мы всей семьей молча бродили вокруг клетки.

Не вернулась Алиска и утром. По-видимому, случилась какая-то беда.

В полдень, как всегда без стука, вошла баба Маня и сердито сказала:

— Петровы велели, чтоб вы свою Альку забирали.

Мы с Аленой вылетели в чем были за калитку. Нужная нам дача была почти рядом, через три дома.

Хозяйка рассказала:

— Я была на террасе, когда вдруг услышала страшный лай. Вижу, к нам в сарай ворвалась целая свора собак — три или четыре, я хорошенько и не разобрала. Ну, я схватила ведро с водой и к ним. Дорогие гости уже сцепились в углу в один клубок. Я закричала и окатила их водой. Убежали. Я тоже хотела уходить, как вдруг вижу: из угла высунул морду и уставился на меня какой-то зверь. А какой — в полутьме не успела разобрать. Я испугалась и выскочила из сарая. Прибежал муж, разглядел зверя и говорит: «Да на нем ошейник! Это же соседский лисенок!»

Мы пошли в сарай. Алиска долго не хотела выходить к нам. Потом откуда-то появилась, но долго не давалась в руки, — видно, здорово ее напугали собаки. Когда глаза мои привыкли к темноте, я заметила, что левое ушко у нее было разорвано…

Другая соседка рассказала нам, что она видела, как три собаки гнали по улице Алиску, а она кричала «человеческим голосом…»

Из рассказов других очевидцев я восстановила в деталях всю эту историю.

Это была история об обманутом доверии. Началась она с того, что наша неисправимая авантюристка отправилась, как всегда, на поиски приключений. Она весело поиграла с добродушным «левым щенком» и в прекрасном настроении потопала своими «иксиками» дальше.

Она пробиралась с участка на участок, всюду находя для себя что-нибудь занимательное. И вдруг — какая удача! — она увидела трех зверей, которые несомненно были родственниками Тихона и «левого малыша», хотя внешне не походили ни на того, ни на другого.

Весело и непринужденно направилась Алиска к этой троице. Дурочку не остановило даже то, что при ее приближении собаки зарычали, как не останавливало раньше завывание Кисы. Она, уже привыкшая к доброте, просто не представляла себе, что кто-то может ее обидеть. А псы эти были обыкновенными псами и обладали нормальными собачьими инстинктами. Они видели приближающуюся лису, слышали запах дикого зверя. Сначала ее нахальство ошеломило их, они замерли. А Алиска была уже совсем рядом. Она завиляла хвостом, предлагая поиграть с ней. И вдруг маленькая пушистая собачонка бросилась на нее, собираясь вцепиться в горло. Алиска увернулась и только почувствовала, как ей обожгло левое ухо. С лаем бросились на нее и два других пса. Алиска еще не успела ничего сообразить, как ноги сами понесли ее прочь. Она бежала в ужасе и ничего не понимала — почему, за что? А за ней бежала ее смерть в образе трех разъяренных псов.

Алиска мчалась уже из последних сил, мчалась к себе домой. Вот она поравнялась с нашей дачей, но… калитка закрыта. А времени на то, чтобы найти дыру и пролезть в нее, нет. Псы вот-вот схватят ее. Тогда-то Алиска и закричала человеческим голосом, — может быть, звала нас на помощь…

После этого происшествия не могло быть, естественно, и речи о том, чтобы выпускать Алиску на волю. Ее вселенная снова ограничилась вольером.

Зато она еще теснее сблизилась с Тихоном. Друзья стали неразлучны, и мы не могли на них нарадоваться. Но вот однажды я услышала жалобный щенячий плач. Кто жалуется, кого обидели?

Оказалось, плакала Алиска, которую в самый разгар игры вдруг покинул Тихоня. Она пыталась лезть по сетке вслед за уходящим дружком. Но больше чем на полметра лисичке не удавалось взобраться. Она падала вниз, и карабкалась снова, и снова падала…

Этот отчаянный плач я слышала все чаще и чаще. Научившись одолевать Алискин вольер, Тишка использовал свой опыт и для преодоления изгороди, окружающей дачу. Удержать его было невозможно: по поселку бродили легкомысленные четвероногие дамы, то и дело раздавался многоголосый лай, вспыхивали собачьи бои.

Порой Тихон исчезал на двое-трое суток и возвращался отощавший, искусанный, несчастный.

Придя домой, Тихон виновато проползал на брюхе путь от забора до конуры. Несколько дней он отлеживался, зализывая раны, — физические и душевные. Потом все повторялось сначала.

Алиска стала вялой, угрюмой, непохожей на себя.

И вот однажды, нагулявшись, Тихоня как ни в чем не бывало снова появился в вольере. Мы ожидали взрыва восторга со стороны Алиски. Но она и ухом не повела — в буквальном смысле этого слова. Напрасно пес заигрывал с ней, пытаясь вовлечь в обычную веселую возню. Алиска только скользнула по нему пустыми глазами, широко зевнула и неторопливо затрусила в свой дом.

Раннее утро. В руках у меня миска с едой.

Завидев меня, проголодавшаяся за ночь лисичка начинает метаться по вольеру. А когда я вхожу внутрь, она прыгает на меня, как веселая собачонка, и от нетерпения дергает зубами подол моего платья.

Затем я чищу вольер, а Алиска мне мешает: с ожесточением набрасывается на грабли, которыми я выгребаю загрязненное сено, «мышкует», охотясь за моими ногами.

Потом я беру работу и, если позволяет погода, ставлю в вольер легкий раскладной столик с обгрызенными Алиской ножками и такой же раскладной стул.

Я не хочу терять ни одного часа контакта с Алиской — ведь каждый час работает на меня, сближая нас.