Вера Кетлинская - Иначе жить не стоит

Игорь изменился в лице, хотел ответить и — промолчал. Не может он с подчиненной отца обсуждать его недостатки! Никто не знает, как ему горько и больно…

Аннушка деликатно отвела взгляд, размашисто подписала характеристику. Не возвращаясь к началу разговора, уточнила с Игорем все его деловые удачи и промахи, — оказывается, она приметила многое и сейчас, подписав официальную оценку его работы, на словах дополнила ее другой, более подробной.

— Это — по-большому счету, — сама определила она.

Когда поздней его спросили, получил ли он все, что полагается, Игорь с иронической усмешкой ответил:

— Сполна!

Проповедь Липатовой испортила удовольствие от письменной характеристики. И задела. Будь это кто-нибудь другой, Игорь отмахнулся бы. Но Липатову он уважал. Она была требовательна и тактична — если заметит упущение, никогда не сделает замечания при всех, а отчитает с глазу на глаз и тут же объяснит, как следовало поступить. Или это и есть то, чего, по ее мнению, не хватает Игорю?..

Есть о чем подумать. Товарищи говорили про него: «Игорь — правильный парень». Без насмешки, хотя порой с раздражением. Игорь отвечал: «Да, правильный. Ненавижу людей, у которых принципы и поступки не в ладу». У него они были в ладу. Он хорошо учился. Не пьянствовал. Девушек не обижал: случалось, поступал жестковато, но без подлости. В дружбе был открыт, весел, для товарищей ничего не жалел. Считал себя идейным комсомольцем и презирал тех, кто живет без убеждений. В институте считали, что уж кто-кто, а Игорь Митрофанов будет настоящим гидротехником, из тех, кому далеко шагать. И вот — первая самостоятельная работа. Всего-то — две буровые вышки, полтора десятка подчиненных… Казалось, справился блестяще, во всяком случае — намного лучше, чем Сысоев, второй практикант. А вот оказалось — одно не сумел, другое упустил. Задание выполнил, а с людьми — осечки. Липатова ни слова не сказала о Никите, но Игорь сам понимал, что Никита — его проигрыш. Взял под свою опеку и — проморгал. Сторожев с его характером — вопрос иной. Подыгрывать его капризам — увольте. Попадется мне такой — или обуздаю, или… Да нет, обуздаю! Начальнику это легче. И понять его горькую душу постараюсь, если работник ценный, — придется. Доброты, что ли, во мне мало? Вероятно. Нет, что за сантименты? Почему надо быть добрым? Надо делать дело и требовать, чтобы люди делали его как можно лучше.

Остальное — женские штучки. Разгульная Лелька влюбилась, а мне на три дня остаться без коллектора?! Ничего с ней не случилось. Успеет любовные дела уладить. Это и отец говорил — пусть поскучают.

Отец?.. Легко говорить — не бережешь. А если я вижу, что он увлекся химерой, а дело запускает? По-сыновьи покрывать его промахи? Нет уж!

— Игорь! Иго-ре-ек!

Отец… Что опять стряслось?

— Игорек, к нам едут гости! Русаковские и Липатов с целой компанией! Выводи рыдван и мчись на станцию, тащи угощение!

Отец сияет. Профессор Русаковский — его слабость.

— На сколько душ заготовить харч?

— Я не разобрал точно, только там и дети, и твой Никита, человек восемь, на грузовике едут.

— На грузовике?..

Игорь вспомнил жену профессора. Красоточка. И веселая. Даст бог, отец ударится в философию с мужем, а жена предпочтет погулять…

Как всегда, когда у него рождалось желание поухаживать, Игорь чувствовал прилив энергии. И все ладилось. Рыдван сразу завелся. В чайной нашлось приличное вино и кое-что из закусок. На базаре купил уток и кучу всякой зелени, кавуны, персики. Сам заказал поварихе завтрашний обед — рассольник с потрохами и утка с яблоками. Для экспедиционных условий — шик!

— Действительно, организаторские способности! — сказал отец.

К ужину тоже хватило всякой снеди. Игорь сам накрыл стол в палатке отца, откуда вынесли койки.

— Папа… Никиту, конечно, не считать? Пусть с Лелькой?

Отец вскинулся, хмуро поглядел на сына.

— Именно — считать. С Лелей. Вдвоем.

— Ты себе представляешь — Русаковские… и Лелька!

Отец жевал губами — признак сильнейшего недовольства.

— Олег Владимирович — умнейший человек, — сказал он. — Поживешь — узнаешь: чем больше человек, тем проще ведет себя. А жена его… — он опять пожевал губами. — Она будет рада таборной обстановке. И почему я должен думать, подойдет ли ей компания, а не наоборот — подойдет ли она к компании?

Игорь засмеялся. Резонно! Пусть будет табор как табор. Подговорить бы Лельку спеть свои залихватские песенки!..

Вышли встречать гостей за пределы лагеря, в степь. Аннушка надела белую блузку, распушила свои начисто отмытые, светлые, выгоревшие за лето волосы — они разлетались цыплячьим пухом вокруг ее обветренного, дочерна загорелого лица.

В стороне, на старом кургане, охватив колени руками, неподвижно сидела Лелька. В красной кофточке и сандалиях на босу ногу, надвинув на глаза широкополый бриль, она не отрываясь смотрела в ту почти неразличимую точку горизонта, где должен показаться грузовик.

И вот он появился.

Переваливаясь на ухабах размытой дороги и оставляя за собой хвост бурой пыли, он медленно приближался, а на нем приближалась песня, которую разнес по всей стране рабочий паренек Максим из недавно появившегося фильма:

Матвей Денисович тяжело побежал навстречу.

Грузовик остановился.

В фургоне азартно заканчивали песню:

Первым соскочил Липатов и заспешил к Аннушке. За ним выпрыгнул Никита, через головы встречающих сразу приметил неподвижную фигуру под брилем — и перестал петь. Палька гаркнул над его ухом:

И спросил, подмигивая:

— Она, что ли?

Никита не ответил. Всю дорогу посмеивался шуточкам насчет предстоящего свидания, а тут оробел. Не побежал к кургану, протянул руку Катерине:

— Вылезай, не бойся, я приму.

Игорь подходил не спеша, приглядываясь, что за компания приехала. Никита… стесняется, чудак! Какая-то женщина. Палька Светов. А вот и красоточка. Хороши ножки, ничего не скажешь!

Он ускорил шаг и вдруг остановился, густо покраснев.

Перед ним, отряхивая пыль с жакета, стояла Катерина.

Черные косы по-новому закручены вокруг головы — высоко поднятым венцом, отчего вид у нее еще более величавый. Статная, с пышной грудью и боками, с твердо поставленными ногами. Ни в позе, ни в движениях — никакого кокетства: смотри, если хочешь, я сама по себе. Еще похорошела и опять неузнаваемо изменилась.

Игорь не нашел слов, чтобы приветствовать ее. Молча поздоровался с нею и с другими, молча пошел рядом с Катериной…

Никита отстал. Когда Катерина оглянулась, он уже сидел на кургане, но не возле девушки, а на почтительном расстоянии. На губах Катерины промелькнула улыбка — и тотчас отразилась на лице Игоря.