Антонина Коптяева - Собрание сочинений. Т.2 Иван Иванович

— Мне не нужно, а за дружбу спасибо.

— Тебе спасибо! — отвечали ему нестройным, но мощным хором.

Низенький коренастый якут, закутанный до ушей в меха, с лаково блестящей густоволосой головой (шапку он держал под мышкой), подскочил с пышной чернобуркой в руках.

— Возьми, доктор. Уваженье бар! [6] Бар — есть (якут.). Много уваженье. Бабе твоей. Жене…

— У меня нет жены, — негромким, но ясным голосом сказал Иван Иванович.

— Будет, однако. Как без бабы жить?..

Огорченный отказом якут затиснул лисий мех себе за пазуху и, болтая его черно-белым хвостом, поспешил за доктором, так же настойчиво предлагая подарки, принесенные другими.

— Уваженье бар! Уваженье! Пошто народ обижаешь?

Выбираясь из толпы, Иван Иванович рассеянно взял изделие из слоновой кости, похожее на пенал, крепко потряс руку учаханца.

— До свиданья, дагор! Прощайте, дагоры!

— Прощай, друг! До свиданья, друг! — промолвили в ответ сотни голосов, старых и юных.

Шла сессия районного Совета. На Каменушке тоже начиналась весна, и яркое солнце, засматривая в окна, тепло пригревало спину и гладко причесанную голову Варвары. Она сидела среди других депутатов за большим столом, покрытым сукном, зеленым, как весенняя трава, и очень волновалась, собираясь выступить по культурно-бытовому строительству.

Отпуск местных средств был утвержден областным Советом, а по государственному бюджету — сессией Верховного Совета, и депутаты собрались обсудить, как провести в жизнь свои планы. Кроме автомобильного шоссе, которое свяжет с Каменушкой самые далекие углы района, будет строиться электростанция для колхозов, шесть детских яслей, общественная баня в совхозе, не одна, а две семилетки с интернатами. Разрешился вопрос о расширении больницы и постройке нового хирургического отделения, который Варвара особенно близко принимала к сердцу. В прошлом году этот проект отдали на усмотрение дирекции прииска как капитальное строительство по Наркомату цветных металлов, и дело затянулось, потому что приисковое управление в лице Пряхина не хотело включать дополнительные расходы в свою смету. Тогда Варвара погорячилась и даже надерзила Пряхину, возмущенная его уклончивостью:

— Надо говорить прямо! Нельзя отделываться половинчатыми обещаниями. Вы не отказываетесь, и мы как будто передали дело вам. Но вы и не даете твердого слова выполнить, и потом не с кого будет спрашивать!

Пряхин не обиделся и даже усмехнулся слегка, не принимая всерьез слова этой девчонки, напрасно, по его мнению, избранной в депутаты.

Теперь постройку нового больничного корпуса утвердили по государственному бюджету.

Варвара с жадностью прислушивалась к тому, что говорил председатель районного Совета. Это был богатырь саженного роста, с лицом нежным и красивым, как у девушки, даже въедливый весенний загар не приставал к его тонкой коже. Он славился добрым характером и неистовым упорством в работе, а когда сердился, то говорил очень тихим, почти слабым голосом, точно стеснялся проявить перед виноватым свою силу и власть. За эту манеру его прозвали „тишайшим“, однако, очень боялись, когда он начинал говорить тихо. Ольга написала о нем большой очерк, но в жизни он казался Варе куда интересней. Вот такие сильные и добрые работники прочитали сначала в Укамчане, а потом в Москве пожелания депутатов Октябрьского районного Совета и сказали:

— Мы не можем играть, как мячиком, решением серьезного вопроса. Прекрасно, если женщины на Каменушке много рожают. Хорошо, что якутки и эвенки преодолели суеверие и тоже приходят теперь рожать под присмотром врачей. Надо им предоставить теплый, хороший родильный дом. Пусть он будет при больнице, там, где хирургическое отделение. А для хирургического выстроим новый, специально приспособленный корпус, чтобы он был тоже хорош. Ведь это для нашего народа, имеющего право на самое лучшее за свой труд.

Так представляла себе Варя разговоры на сессии по волнующему ее вопросу.

„Как будет доволен Иван Иванович!“ — подумала она и попыталась вообразить его скорое возвращение, радость предстоящей встречи с ним. Странное чувство охватило ее: счастливое волнение, кружащее голову легким хмелем.

Может быть, в том было повинно весеннее солнце, щедро лившее в комнату потоки золотого света. Якутские дети и женщины, целую зиму сидевшие раньше в юртах, всегда радовались весне и солнечному теплу… Но сейчас такое настроение никак не соответствовало деловой обстановке заседания, и Варвара осмотрелась почти испуганно, не заметил ли кто того, что творилось с нею. Глаза ее встретились со взглядом Логунова. Логунов сидел наискосок от нее за столом президиума. От него, наверно, не укрылось ее необычайное состояние, и, возможно, чтобы обмануть его наблюдательность, она улыбнулась ему. Чуть-чуть, уголками губ… Она не успела обдумать этот маневр, он вышел не преднамеренно, сам собою, но Логунов сразу вспыхнул и потом все время посматривал на ее лицо, строго нахмуренное, но тоже так и полыхавшее румянцем.

Снег размяк от тепла, оттиски маленьких ног, обутых в резиновые ботики, остались на чьих-то глубоко вдавленных больших следах, разломавших тропинку. Логунов шел, присматриваясь, вспоминая улыбку и взгляд Варвары, брошенные ему во время сессии районного Совета. Означало ли это перемену в ее отношении к нему? Потом она выступала по докладу с таким нервным подъемом, что у Логунова от волнения пробегали по спине холодные мурашки. Девушка не прислушивалась к своим словам, как некоторые опытные ораторы, и не сбивалась, как новичок, а, увлеченная ярким представлением того, о чем говорила, сумела увлечь и слушателей. Вернулась на место под общие аплодисменты, бледная, но внешне спокойная и ни разу не взглянула в сторону Логунова. Где же ему было разобраться в ее настроениях?

Тропинка вывела его на дорогу, истоптанную множеством ног, изрезанную полозьями саней. Эта дорога вела в тайгу, сначала по левому берегу Каменушки, потом через водораздел… Куда же направилась Варвара: вверх по речной террасе или к прииску? Логунов задумался и пристыженный пошел обратно. Если бы она хотела поговорить с ним, то не ушла бы так быстро, воспользовавшись его короткой задержкой среди депутатов, и не заставила бы его рыскать по ее следам.

А Варвара была уже далеко. Выйдя из райсовета на несколько минут раньше Платона, она так и ахнула, пораженная красотой майского дня. Солнце разгулялось вовсю, прорвавшись наконец сквозь массу согретого им воздуха, и теплый золотистый его свет колыхался над землей, как прозрачные волны, ослепляя и нежа. Потом выделялись голубизна неба и белизна сверкающего снега, покрытого мокрыми крупинками, блестевшими вдали и почти черными вблизи, под ногами. Да-а, это была уже настоящая весна! Тропинка, местами разломанная пешеходами так, будто по ней проходили лоси, вывела легкую на ногу, улыбающуюся Варвару, как и Логунова позднее, на санную дорогу.