Антонина Коптяева - Собрание сочинений. Т.2 Иван Иванович

Вскрыта мозговая оболочка, опухоли на поверхности нет.

«Так и есть: внутримозговая! — думает Иван Иванович. — Только бы не злокачественная!»

Точным движением шпателей он рассекает кору мозга и идет в глубину. Руки его работают с легкостью и гибкостью, поразительной для такого крупного мужчины. Они действуют как будто независимо от его неподвижного тела. Кажется, это два разумных самостоятельных существа. Есть еще поворот головы; губы произносят приказания, а взгляд все время прикован к ране.

С какой непостижимой точностью надеваются крохотные серебряные клипсы на устья перерезанных кровеносных сосудов. Миллиметр за миллиметром продвигается нож хирурга, — при всей быстроте движений операция продолжается уже третий час. И вдруг от неосторожности ассистента Гусева, нажавшего электроотсосом, что-то происходит в ране. Струя крови брызжет оттуда узким фонтанчиком и, окропив лица окружающих, заливает операционное поле.

Гусев сразу опускает руки.

— Я предупреждал, что в наших условиях нельзя производить подобные операции! — яростно шипит он.

— Отойдите, прошу вас! — властно говорит ему Иван Иванович, с помощью Варвары и молодого хирурга Сергутова останавливая кровотечение.

После нескольких томительных секунд врачам удается обнаружить, поймать и зажать кровоточащий сосуд.

Они осушают поле электроотсосом и тампонадой. Операция продолжается. Все глубже погружается шпатель: он ищет, исследует, превратясь в чуткой руке в нечто осязающее, и нащупывает, находит…

— Вот она! — Иван Иванович, увидев наконец в глубине багровую массу опухоли, впервые распрямляется с некоторым облегчением. — Но, кажется, злокачественная! — огорченно чуть слышно шепчет он, всматриваясь. — Скорее всего злокачественная!

Ловким движением хирург берет несколько кусочков опухоли — и к Варваре:

— Срочно на исследование! Смотрите, какие крупные сосуды подходят к опухоли, — продолжает он, обращаясь к своему молодому ассистенту Сергутову. — Тут все проросло ими. Поэтому такая кровоточивость. Вот опять!..

Из глубины раны, освещенной погружной лампой, снова появилась кровь, заливая операционное поле.

— Электроотсос! Отсос! Свет дайте! Да что вы, в самом деле?!

— Тока нет, — отвечает практикант, якут Никита Бурцев, учащийся на фельдшерских курсах. — Свет-то погас!

— Как погас? — Иван Иванович взглядывает на стоящий за его спиной рефлектор, встряхивает головой, но лобная лампа тоже не действует… — Черт возьми! Пошлите за монтером. Я не могу продолжать!

— Тампон с перекисью! — говорит он Варваре, начиная действовать по возможности.

— Короткое замыкание, — сообщают в один голос запыхавшийся Широков и вбежавшая следом санитарка. — Через пять минут наладят.

Нарастающее нетерпение хирурга прорывается в сдержанном возгласе:

— Пять минут! Целая вечность!

«Я могу потерять больного!» — добавляет он уже про себя, помня о бодрствующем состоянии человека, лежащего перед ним на столе, — операция идет под местным обезболиванием.

Проходит несколько минут мучительного ожидания.

— Мозг становится напряженным. Похоже на отек, — испуганно шепчет Сергутов Ивану Ивановичу.

— Вижу. Почему же нет тока?!

В это время вспыхнул свет. С урчанием заработал электроотсос. Но у больной начался эпилептический припадок. Он продолжался две минуты…

— Меркузал! Сто граммов глюкозы внутривенно! — отрывисто говорил сурово собранный Иван Иванович Никите Бурцеву, который, теперь вместе с Широковым, следил за общим состоянием больной. — Надо срочно остановить кровотечение.

Операционное поле удалось осушить, однако ход к опухоли так сузился от напряжения мозга, что заглянуть в глубину раны было уже невозможно.

— Давление?

— Двести. Сознания нет.

— Зашивать! Костный лоскут придется удалить. Может быть, еще спасем жизнь…

Руки Ивана Ивановича работают с необыкновенной быстротой, но едва он успевает наложить несколько швов на кожу, как начинается второй припадок. Давление после него падает до пятидесяти, пульс почти не прощупывается. Наступает расстройство дыхания.

— Сделать камфору! Углекислоту! Кислород! Зашивайте вы, — говорит Иван Иванович Сергутову. — Я сам посмотрю больную. — Со страшной тревогой в душе заходит он с другой стороны стола, наклоняется к лицу больной, приподнимает веко ее неподвижного глаза, определяет давление и, как будто сразу потеряв интерес к операции, начинает стаскивать, срывать перчатки.

— Больная все равно скоро умерла бы, — сказал Гусев в ординаторской, рассматривая анализ частицы, взятой при операции — злокачественная опухоль, быстро растущая…

На этот раз Гусев чувствовал себя не очень твердо и избегал прямого столкновения с Иваном Ивановичем.

Зато Скоробогатов решил вмешаться в дело со всей строгостью. Председатель месткома Хижняк не согласился с его мнением, но что значил фельдшер Хижняк?!

— Треугольник запрещает вам заниматься подобными операциями, — объявил Скоробогатов у себя в райкоме вызванному им Аржанову. — Правильно ставит вопрос товарищ Гусев: не место здесь подобным экспериментам.

Иван Иванович выслушал, с трудом сдерживая возмущение.

— Я с вашим запрещением не согласен, — твердо возразил он. — Смертность у меня, как у нейрохирурга, малая, а этот случай осложнен отеком мозга. Если вы станете мешать оперировать, мы напишем протест в обком партии.

— Кто это «мы»? — спросил Скоробогатов.

— Я, Сергутов, глазной врач Широков, наш невропатолог и Хижняк как председатель месткома. К вашему сведению могу сообщить: у нас есть немало людей, которых мы вылечили.

В этот же вечер Иван Иванович перелистал последние журналы по вопросам нейрохирургии и перечитал, пересмотрел статьи об отеке мозга. Он с пристрастием проверял еще раз, все ли было сделано им сегодня для спасения больной, припомнил свою практику в нейрохирургической клинике в Москве, тему кандидатской диссертации, над которой тогда работал, представил, что в таком случае предпринял бы сам Николай Нилович Бурденко.

Да, это Бурденко сказал однажды: «Тот, кто научится бороться с отеком мозга, будет королем нейрохирургии». Действительно, важнейшая проблема! Но в свое время и остановка кровотечения была неразрешимой задачей, над которой долго напрасно бились хирурги. А проблема наркоза! А борьба с заражением ран, открытие микробов и асептики!

В конце концов, так и не найдя душевного облегчения, Иван Иванович пришел к выводу: он действовал правильно, виновата проклятая, глупая случайность. Да не одна! Если бы Гусев не рванул кровеносный сосуд, если бы не погас свет…

— Может, правда тебе не надо заниматься здесь нейрохирургией? — сказала Ольга, тоже расстроенная.