Якуб Колас - Трясина [Перевод с белорусского]

Этот остров представлял собой возвышенность, густо заросшую лесом, среди непроходимого болота. Добраться летом к Глухому Острову мог только тот, кто отлично знал извилистые тропинки между трясиной и кочкарником, заросшим ольшаником, лозняком, низкорослым березняком и другими кустами. По этим тропинкам можно было идти только гуськом от одной кочки к другой, местами пробираясь по бревенчатой кладке. Предательская трясина угрожала поглотить каждого, кто оступится или сделает неосторожный шаг. Зимой Глухой Остров был более доступным, хотя кое-где под снегом таились не менее опасные, чем летом, места. Сюда редко кто заглядывал — разве только самые заядлые охотники.

На прощание Букрей пожелал удачи разведчикам и еще раз напомнил об инструкциях.

Осторожно пробирались Нупрей и дед Талаш сквозь лесную чащу и по безлюдным полянам среди болот. Выходили порой и на дорогу, приглядывались, прислушивались… Встретить бы хоть одного живого человека, получить от него какие-нибудь сведения о легионерах. Их бдительность еще возросла, когда они подошли к Цернищам, первому селению, лежавшему на пути. Оно вызывало в памяти деда вереницу образов и картин, о которых рассказывал ему Мартын Рыль. Отсюда родом был и Марка Балук.

На опушке леса дед Талаш и Нупрей остановились. Здесь проходила дорога к селу, и уже видны были хаты. Они стали совещаться, как бы лучше разузнать, что происходит в селе и стоят ли там легионеры.

На дороге показалась женщина. Она направлялась в село. Дед Талаш передал Нупрею винтовку и волчью шкуру и не спеша вышел на дорогу. Молодая женщина глядела на деда серыми грустными глазами из-под тонких черных бровей. На ее голове красовалась белая косынка с вышитыми краями. Подойдя, она приветливо поздоровалась с дедом. Ответив на приветствие, дед спросил:

— Скажи, сердечная, ты из этого села?.

— Ага, — коротко ответила молодица.

— Хочу я спросить тебя, милая: не здесь ли живет Марка Балук?

Женщина смутилась, в глазах ее мелькнул страх, тонкие брови дрогнули. Она подозрительно взглянула на деда.

— А вы его откуда знаете?

— Человек, который был с ним вместе арестован, просил узнать о нем.

Женщина еще больше встревожилась. Дед Талаш внимательно следил за каждой переменой в выражении ее лица.

— Был он здесь, а теперь нет.

— Ты его жена?

Женщина пришла в еще большее замешательство.

— А вы кто будете?

— Да такой же, можно сказать, как твой Марка.

— А вы откуда знаете, что он мой? Может, и не мой?

— По глазам вижу.

Женщина уклончиво сказала:

— А что вам, старому, до моих глаз?

Дед Талаш улыбнулся.

— Мне твои глаза не нужны, сердечная, мне правда от тебя нужна.

— Нет теперь правды, — сурово проговорила женщина.

— Как нет? Можешь, например, сказать правду: стоят у вас в селе легионеры?

— А где их теперь нет? — с возмущением сказала женщина. — Повсюду их нагнали.

— Много их здесь?

— В каждой хате по два, а то и по три… А у меня уже и хаты нет… Все забрали. Скот из хлева увели…

Разговорилась молодица. Призналась, что по совету людей ходила к уездному комиссару пану Крулевскому искать правду. Много всего узнал дед Талаш из разговора с ней. Доведался, что в местечке, где была резиденция пана Крулевского, легионеров еще больше, чем в Цернищах, и у них там машины такие стоят, что ездят и стреляют.

Нельзя сказать, чтобы эти известия обрадовали деда Талаша. Он знал, что освобождение Панаса потребует много времени, что это дело не такое простое, особенно после разоружения конвоя и захвата легионеров в Виркутье. Сильно обеспокоили деда и стреляющие машины. Но он не пал духом. Надо проверить слова молодицы и как следует разведать положение в местечке, а также посоветоваться с Букреем. Была еще надежда на Мартына Рыля и на его людей, которых он обещал привести. Словом, терять надежду не приходится.

Молодице он сказал на прощание:

— Как увидишь своего Марку, так скажи ему, пусть не шатается один, а идет к нам, да людей с собой приведет.

Дед Талаш сказал ей также, как найти Мартына Рыля.

Ему очень хотелось залучить к себе такого храброго человека, как Марка Балук.

Вернувшись к Нупрею, дед Талаш изложил ему свои соображения. Нупрей был с ним вполне согласен. Верить можно только своим собственным глазам. Они снова углубились в лес и стали пробираться к местечку. С тех пор как туда увели Панаса, это местечко особенно влекло к себе деда, хотя одновременно и пугало его.

Одна как будто незначительная вещь привлекла их внимание. Они увидели в лесу следы человеческих ног. Промежутки между следами свидетельствовали о том, что человек, оставивший эти следы на снегу, быстро бежал. Особенно заставили их задуматься красные пятна, местами проступавшие на следах. Не было сомнения в том, что это была кровь. Деда Талаша и его спутника это очень взволновало. Чтобы успокоить деда, Нупрей высказал догадку, что охотник здесь гнался за подстреленной дичью.

— А где же след этой дичи? — спросил дед Талаш. — Нет, дружок, дело здесь хуже: это кровь убегавшего. Давай пойдем по следу.

Хотя они удалялись от местечка, идя по следу, но беспокойство их не покидало. Деда Талаша охватила неясная тревога. Так они шли с полчаса. Следы показывали, что бежавший менял темп своего движения, — промежутки стали неравномерными. Видно, человек выбивался из сил, не мог больше бежать, шел замедленным шагом, чтобы немного передохнуть. Наконец следы привели их к густой ели, под которой почти не было снега.

Дед Талаш и Нупрей осмотрели место, где отдыхал неизвестный. Видно, он разгребал снег. Около выступавшего елового корня была ямка — человек лежа опирался на локоть. На том месте, где были его ноги, тоже осталось кровавое пятно. Это свидетельствовало о том, что неизвестный ранен в ноги. Следы были совсем свежие.

Они двинулись дальше по следу. Правая нога неизвестного ступала твердо, след же от левой ноги был мельче — раненый сильно хромал. Видно, ему все труднее становилось идти — следы вскоре свернули в гущу молодого ельника. Туда же направились — дед Талаш и Нупрей, продираясь сквозь густые сплетения лапчатых ветвей.

— Стой, кто-то лежит! — тревожно произнес дед Талаш и остановился.

Они увидели неподвижно лежавшего человека. Неизвестный весь скрючился, уткнувшись головой с низко надвинутой шапкой в старенький тулуп. Лица его не было видно. Вдруг дед Талаш задрожал. Его широко раскрытые глаза словно застыли от ужаса. Он порывисто шагнул к лежащему.

— Панас! — вырвался отчаянный крик из груди деда, и он бросился к сыну. Панас не шевельнулся.

— Сынок, сынок мой! — Упав на колени, дед Талаш заломил руки и горестно причитал. — Не дождался ты своего часа, сынок!..