Алексей Корнеев - Высокая макуша

Находившись по поселку, я брался за балалайку и бренчал, бренчал, пока не отбивал до боли пальцы. Тут из другого подъезда приходила Шуркина подруга Танюха, девка здоровая и мордастая, постарше меня на год. Лупила-лупила на меня, на мою балалайку смелые, навыкате, глаза, и я догадывался, что Танюха хочет плясать. Но только мы разыгрывались, как приходила старуха с нижнего этажа и начинала отчитывать нас за топот, грозила пожаловаться. Приходилось выметываться на улицу, за угол дома, и тут мы давали себе волю. Я старался вовсю, наяривал барыню или русскую, а Танюха плясала, безуспешно вызывая на круг несмелую Шурку. Потом, когда надоедало ей одной плясать, я менял свою игру, и Танюха грубоватым голосом подхватывала:

22 июня. Утром как ни в чем не бывало я пошел за хлебом в магазин, заодно и поглазеть на базар. В будние дни торговок за прилавком раз-два, и обчелся: стояли они, позевывая, с молоком и творогом, с яйцами, зеленым луком да жареными семечками. Как поселок невелик, так и покупателей немного. А к обеду и вовсе расходились, пустела базарная площадь.

Но сегодня воскресенье, весь прилавок забит, а кто запоздал, тот расположился прямо на земле. Торговали не только тем, что в будни, но и мясом свежим, солониной, поросятами, курами, поношенной и новой обувкой да одежкой. А ребята заглядывались на свое — на крупную садовую клубнику да луговую ягоду. При виде такого лакомства опять припомнились мне родная деревня, ее луга и бугры, сплошь усеянные ягодами, — так и помчался бы туда, где все теперь цветет и зеленеет.

Походил, походил по базару, сунулся в карман, где не было ни копейки, и нехотя отправился назад. А дома принялся рассказывать, какие видел на базаре ягоды, описывать их в таких красках, что у Шурки и Мишки глаза разгорелись, даже маленькая Клавка, которая еще не научилась говорить, поняла, кажется, о чем я говорил, захныкала, прося тех ягод.

— Ну ладно, ладно, — сдалась наконец мать и полезла в сундук, достала связанный платочек. — Так и быть уж, купи всем по стакану. Да подешевле-то выбирай, поторгуйся.

Я выскочил в коридор, пробарабанил по гулкой деревянной лестнице и в две минуты был уже на базаре. Ягоды показались мне дорогими, по стакану на каждого не получалось, и тогда я принялся торговаться, выигрывать время, пока не опустеет базар, пока не станут продавать дешевле.

Приодетые по случаю выходного дня, нарядные и шумливые, люди прогуливались от безделья по площади, мусорили семечками. Явилась откуда-то ватага ряженых с гармошкой — должно быть, свадьбу затевали — и скоро вокруг нее образовалась кучка ротозеев, пляска пошла, посыпались озорные частушки.

Вдруг веселье смешалось, и люди повернулись в сторону громкоговорителя — он висел на высоком столбе козле магазина. Зашикали друг на друга, одернули гармониста, и все притихли, слушая необычные, тревожные слова.

«…Сегодня, в четыре часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну…»

Я обернулся: все замерли, стояли с раскрытыми ртами, устремив глаза в сторону черного рупора.

«…Эта война навязана нам… кликой кровожадных фашистских правителей Германии, поработивших французов, чехов, поляков, сербов, Норвегию, Бельгию, Данию, Голландию, Грецию и другие народы»…

— Матушки, святые заступники, неужто правда — война? — вздохнула рядом со мной, перекрестилась пожилая женщина.

— А что ж, по-твоему, врать будут? — перебил ее мужчина с темными обводьями вокруг глаз, с не совсем отмытыми толстопалыми руками — шахтер, наверно.

И солнце будто померкло, и люди с лица потемнели, засуетились, один за другим удаляясь с площади. Я тоже помчался домой и как только ступил через порог, так и выпалил одним дыхом:

— Война, войну объявили!

— Что ты, малый, как с цепи сорвался, — оборвала меня мать, оставляя работу: в одной руке у нее был крючок, в другой катушка белых, ниток — что-то вязала.

— По радио объявили, все слышали!

— Приснилось тебе, малый. Война ему какая-то… — Но вдруг опомнилась, переспросила: — Где ты слышал — война? Какая война?

— Да правда же, говорю! Сам слышал, по радио объявили. Германия на нас напала!

Радио у нас не было, и мать заспешила к соседям. Я кинулся следом за матерью.

В комнате соседей собралось уже много людей, все стояли строгие, притихшие, будто покойник в доме. Глядели в круглый рупор на стене и ждали, когда опять заговорит.

«…Граждане и гражданки Советского Союза!..

Сегодня в четыре часа утра… германские войска напали на нашу страну…»

— Ну, что говорил — война? — шепнул я матери.

Кивком головы она дала мне знак молчать, слушала и все бледнела, зачем-то подбирая живот. Даже не верилось, что началась война. Всего неделю назад газеты напечатали сообщение ТАСС, будто слухи, что Германия готовится напасть на Советский Союз, «лишены всякой почвы». И вот, пожалуйста…

— Ну, бабоньки, подвязывайте платки к глазам, — невесело сказала хозяйка квартиры.

— По-ойдут теперь мужички наши! — подхватили ее слова.

— Загремя-ат сердешные…

— Ничего, мы ему покажем, как воевать, набьем сопатку.

— Набей-ка попробуй. Силища-то у него какая…

Пасмурные и озабоченные, расходились люди по своим квартирам.

Отчим, когда я с матерью переступил через порог, вернулся, только что из бани, от него попахивало не то спиртным, не то пивом, но был он невеселый.

— Опять началась заворожка, — проговорил он, смахивая пот со лба и с носа, который был у него с бугорком и чуть ниже переносицы и оттого казался переломленным. — Не успели финскую кончить — вот тебе, здорово живете… германец попер…

Я знал, что на финской кампании побывал дядя Ваня, отчимов брат. Досталось ему померзнуть в лесах и болотах, едва и жив остался. А теперь, выходит, снова-здорово?

Подавая на стол буханку заварного, мать спохватилась:

— Может, за хлебом сходить? Что тут у нас, на день всего. Небось и хлеба теперь не будет с этой войной… Ну-ка, милый, — сказала она мне, — сбегай-ка в магазин, возьми буханки две или три…

Мать угадала: когда я примчался в хлебный магазин, на полках его было уже пусто. А возле продуктового выстроилась длинная очередь.

23 июня. Полдня простоял за хлебом, чуть ребра не поломали. Первый раз вижу столько людей в магазине. Если и дальше так будет, тогда хоть без хлеба сиди или стой в очереди по целым дням.

Из магазина забежал на почту, купил за 15 копеек газету «Правда», Как раз последний номер достался — нарасхват нынче газеты. Все не верилось, может, радио шутку пустило. Развернул газету, там на первой странице черным по белому: