Николай Чаусов - Сибиряки

— Возраст, видите, возраст. Сделали физиологический, поддержать… но… — И, опять пожав плечом, пошел к машине.

Поздняков вошел в дом следом за женой и курносой дивчиной. Романовна была еще в сознании, но дышала тяжело, часто.

— Пришел, соколик?.. — попробовала улыбнуться старушка. — А я уж чаяла, не увижусь…

— Зачем же так обреченно, няня? Вот и врач сказал, что поправишься…

— Нет уж, Алешенька, не поправлюсь… Вот Оленька-то, не знаю… где она… Опять не пишет давно… Уважь меня, старую… отпусти грех мой…

— Ты о чем, няня?

— Да все о том же… о письмах твоих…

— Пустяки, няня. Да и ты-то причем тут?

— Ну и ладно… Уважил, значит? — Романовна с трудом нащупала, погладила его руку. — Клавонька, поди сюда, голубушка… поди ближе… Дай-кось ему руку, Алешеньке… Живите вы, голуби, миром… бог с вами…

Все будто перевернулось в душе Позднякова. Еще несколько минут назад он даже не думал об этом. И вот сейчас держит в своей тонкую руку женщины, которая отдала ему все; любовь, терпение, силы, всю свою короткую еще жизнь, руку настоящего друга… Что искал он лучшего? И можно ли найти это «лучшее», имея хорошее? Да и сам-то он достоин ли этого «лучшего»?..

— Вот и ладно, голуби… Теперь и умереть легче…

— Только не говори так, нянюшка! — с болью вскричал Поздняков.

— Еще забыла сказать, Алешенька… Ежели Оленька-то напишет… так ты отпиши ей… выполнила я ее просьбу… Ты уж не обессудь меня… сама просила она меня… в письмах-то…

— Хорошо, няня, — отрешенно, глухо сказал Алексей.

Через минуту Романовны не стало.

В ту же ночь Поздняков выехал в Качуг.

ЗИС-101 вышел на тракт, скользнул лучами по спящим окраинным домишкам и побежал неторопливо, осторожно. Поздняков, сидя на своем обычном месте, на заднем сидении лимузина, и машинально наблюдая за действиями нового шофера-девушки, думал о Романовне, потерявшейся для него Ольге. И на душе было пакостно. На что надеялся он, преследуя Ольгу? Вот и причинил только горе и себе, и Клавдии, и детям… И вдруг, решив отогнать липкие мысли, обратился к девушке-шоферу:

— Забыл, как ваша фамилия, товарищ?

— Косова. Да зовите меня просто: Таня.

— Когда вы сели за руль?

— В августе, Алексей Иванович. Еще там, в Заярске. Там на пикапе работала, а в Иркутск вернулись — на эту перевели.

Поздняков зябко поежился, переменил позу. Нет, такая езда его не устраивала. Этак ползти — и к обеду в Качуге не будешь. И ко сну тянет. Чертовски тянет ко сну. По такой ровной дороге бегом можно скорей добежать, чем вот так на машине…

— Остановитесь-ка, Таня Косова!

Таня притормозила машину, по всем правилам прижалась к краю дороги, переключила свет на подфарники. И только тогда испуганно повернулась к Позднякову.

— Вам плохо?

— Это у вас плохо получается. Мы ведь так за сутки не доберемся. Замуж вам надо, девушка, поживей стали бы, — грубовато пошутил он.

— У меня мужа на фронте убили, — тихо сказала Таня, уступая ему свое место.

Поздняков виновато посмотрел на совсем еще молоденькую вдову, сел за руль. Машина тронулась.

— Алексей Иванович, а ничего?..

— Что?

— Что я руль вам дала?.. Мы ведь не имеем права, Алексей Иванович…

— Есть у меня «корочки», Таня.

— Нет, правда?

— Вот, пожалуйста. — Поздняков, ведя машину, порылся рукой в карманах, показал водительское удостоверение.

— Первого класса? — удивилась девушка. — Значит, правду говорят, что вы шофер?

Поздняков смолчал.

— Простите, Алексей Иванович. Я ведь не хотела…

— Обидеть? Но и я тоже не хотел обидеть вас, Таня, а вырвалось. Больно, когда другие в твоих ранах копаются. Правда?

— Правда, Алексей Иванович, — охотно отозвалась та.

ЗИС-101, словно почуяв опытную твердую руку, бешено мчался трактом. То и дело, ослепив, с воем проносились мимо него встречные грузовики и полуприцепы, шарахались в сторону красные огоньки стоп-сигналов. Холодный, пронизывающий ветерок заходил под ногами, забираясь под полы тулупов. И однозвучно, натруженно пел мотор. Слипаются, тяжелеют веки.

— Что, Таня, клонит ко сну?

— Ой, клонит.

— А петь можете?

— Плохо, — улыбнулась неожиданному вопросу девушка.

— Запевайте! Песня, она сон прогоняет. Ну, что же вы?

— «Катюшу»?

— Давайте «Катюшу».

Таня, глядя на Позднякова, несмело завела:

Поздняков вздохнул, подхватил басом:

В Баяндае Поздняков послал разбудить Сидорова.

В жарко натопленной гостинице ни души. Ни одного водителя и в диспетчерской. Не спят, не используют законного отдыха шоферы, бегут по тракту машины.

Поздняков почувствовал, как снова навалился сон.

Вышел во двор, нахватался морозного воздуха, до боли натер лицо сухим снегом.

— Как идут дела, товарищ Сидоров? — бросил он появившемуся начальнику ДОКа.

— Хорошо, Алексей Иванович. Может, на продукцию полюбуетесь? Доска к доске — высшего сорта. Вот завтра березу досушим, начнем брусья делать.

— Это хорошо, что березу. Завтра и начинайте чурки для газогенераторных машин пилить. Березовые чурки!

Щеточка усов Сидорова прыгнула вверх.

— Так ведь береза-то…

— Что береза?

— Отменная, деловая. Доска из нее — первый сорт!

— Пустяки. Вот завтра и ставьте пилораму на чурки. Всю березу на чурки, товарищ Сидоров!

— Понимаю, Алексей Иванович: всю березу… А брусья как?

— Подождут брусья. Тут, товарищ Сидоров, не березу, а дом на чурки пустить не жалко… Пилите и немедленно отправляйте в Качуг. Нам ведь сорок газогенераторных машин отправлять надо.

В Качуг приехали незадолго до утренней пересменки. В широченном, едва не до полу собачьем тулупе Поздняков ввалился в диспетчерскую, заняв собой добрую ее половину. Диспетчер, увидав его, подскочил с места.

— Товарищ Поздняков? Что ж это будет-то? Как же это в Якутск?.. Без дороги?

Поздняков удивился: неужели до Качуга уже дошли вести?

— О чем вы спрашиваете, товарищ?

— Так ведь машины, говорят, прямо по снегу посылать будут. По Лене. До самого Якутска, сказывали, муку вывозить…

— Вы-то откуда знаете, что будут?

— Так как же, Алексей Иванович, ночью еще из Иркутска звонили, шофера вот приехали, рассказывают. Не звонили бы, так другое подумал…

— Что?

— Разыгрывают меня, старика. Ледянка-то, она ведь до Жигалово только, а дальше как? Целиной? Или брехня это?

Поздняков сбросил тулуп на пол, стянул надавившую плечи шубу, сложил комком, положил на тулуп, к печке.

— Нет, не брехня. Закройте-ка свое окошечко и ни одной машины на тракт. И сменному передайте: утром собрание проведем.

— Хорошо, Алексей Иванович.