Вячеслав Сукачев - Особое мнение

— Неужели и в самом деле не узнаёте, Петр Ильич?

— Кого? — Бармин уловил перемену в Насте и насторожился.

— Меня, Петр Ильич. Настю Зубову.

Петр Ильич ошалело посмотрел на Настю, мгновенно вспомнил ее, но все еще не хотел верить, что это именно она. Заполошная, развязная бабенка и вдруг — Настя Зубова?

— Вы изменились, — растерянно пробормотал он. — Простите, не узнал…

А застолье шумело, набиралось силы, и никто уже не обращал внимания на Настю и Петра Ильича.

— Вы так больше и не учились? — спросил Петр Ильич.

— Не до учебы было. Закрутило меня тогда, чуть совсем не умотало, — грустно сказала Настя. — А я вас сразу, с первого взгляда, узнала. Думала, что и вы узнали, да не хотите сознаваться.

— А вы… вы еще сердитесь на меня, Настя? — осторожно спросил Петр Ильич.

— Зачем? — Настя усмехнулась. — Ведь все было решено по справедливости. Слишком уж счастлива я была тогда, а за счастье платить надо. Вот я и заплатила.

Петр Ильич покосился на Настю и увидел, что нет больше разбитной бабенки с шальными глазами, вместо нее сидела рядом усталая женщина, Настя Зубова.

— Я вас очень прошу, — тронул Петр Ильич Настю за руку, — помогите мне выбраться отсюда. У меня в самом деле разболелось сердце, а лекарство в гостинице…

Сразу после войны, устав от нее, отупев, Петр Бармин с жадностью набросился на мирную жизнь. Высидев три года в блиндаже командира полка ординарцем, он лишь однажды попал в серьезный переплет, когда немцы неожиданно прорвали фланг и взяли их в полукольцо. Петя Бармин вместе с командиром полка, тучным бывалым воякой, отстреливался до последнего момента, а когда этот последний момент наступил, его ранило, и очнулся он только в прифронтовом госпитале. Его командир не любил менять ординарцев и проследил за тем, чтобы после госпиталя Бармин вновь вернулся к нему. Здесь Петя Бармин получил медаль «За боевые заслуги», и на том исключительные эпизоды его воинской биографии закончились. Были Варшава, мелкие бои в предместьях, 9 Мая, долгий путь домой, к мирной жизни. Тогда многие возвращались и многие слишком долго праздновали победу, иные празднуют до сих пор по случайным забегаловкам. Петр Бармин поступил иначе: в этом же, 1945 году стал студентом Института инженеров железнодорожного транспорта. Поступил он довольно-таки легко: фронтовик, боевые награды, коммунист с трехлетним фронтовым стажем, да и подготовился сравнительно хорошо. Два года его лихорадило: учился неровно, были взлеты и падения, но потом выровнялся, и когда закончил институт, ему предложили остаться в аспирантуре. Петр Бармин подумал и согласился. Тяги к научной работе не было, но лекции он читал с удовольствием, добросовестно готовился к ним, изучал литературу, интересовался новинками. Любил, когда студенты слушали, что называется, разинув рты. Потом появилась Маша, через год родился Вадим, еще через год он получил хорошую квартиру и был избран секретарем партбюро института. Вначале он испугался новой должности, но очень скоро партийная работа понравилась ему, и он добросовестно ушел в нее с головой. Шут его знает, может, было в этом крохотное властолюбие Петра Бармина, а может быть, и не было, но парторгом он оказался хорошим: деловой, исполнительный, думающий человек. Конечно же именно эти качества сыграли решающую роль, когда через пять лет Петра Бармина выдвинули в партийный аппарат Кировского района. Но это было через пять лет.

Когда умер отец, он был на трехмесячной партийной учебе в Москве. Пока дали знать в Хабаровск, пока Маша отбила телеграмму в Москву, прошло четыре дня, и на похороны он не поехал. Но потерю отца переживал долго, так как после войны только дважды навещал отца и чувствовал перед ним сыновью вину.

В 1963 году Петр Бармин стал героем института благодаря тому, что на вечере отдыха справился с вооруженным бандитом. Слава эта польстила ему, и он организовал институтскую дружину. Все были довольны его активностью, и только один человек эту самую дружину поставил ему в упрек. Высокая худощавая женщина пришла к нему перед обедом, назвалась Кудрявцевой Зинаидой Степановной и попросила уделить ей десять минут. Через десять минут у него начиналось собрание на факультете, и он сказал об этом женщине.

— Хорошо, я вас не задержу.

Она была некрасива и чем-то неприятна Петру Бармину.

— В вашей дружине есть Настя Зубова?

— Да, есть. Это одна из наших активнейших дружинниц.

— Вот, вот, даже слишком активная она у вас, — женщина язвительно усмехнулась.

— Простите, я что-то не пойму — о чем вы говорите?

— Так вы знаете их, своих дружинниц. Сука она, а не дружинница! — взорвалась Зинаида Степановна. — Сука она, вот кто!

— Попрошу… — растерялся Бармин.

— Меня нечего просить, — резко оборвала его Зинаида Степановна, — вы ее попросите, чтобы она чужих мужиков не сманивала.

— Но каким образом, — попытался отвести удар от себя Петр Бармен, — дружина и…

— А таким, что притащила его пьяного домой и еще адрес свой оставила. Вы лучше ее спросите — каким образом, пусть расскажет. Студентка, называется. Я в горком партии пойду, предупреждаю вас, и выведу вашу дружину на чистую воду… Пусть узнают, чем вы занимаетесь, — женщина всхлипнула и разрыдалась.

Петр Бармин основательно перепугался. Он и вообще-то робел перед женщинами, а перед плачущими женщинами — терялся совершенно.

— Успокойтесь, прошу вас, — неприязнь к Зинаиде Степановне смешалась с жалостью, — выпейте воды. Успокойтесь. Это ни к чему.

— У нас и так-то жизнь не складывается, а тут еще эта сопля. — Зинаида Степановна всхлипывала, громко сморкалась в платок, но постепенно успокаивалась, и Петр Бармин счел возможным сказать, что он опаздывает на собрание.

— А как же с ней? — встревоженно спросила женщина.

— С кем? — наивно переспросил Бармин.

— Ну, с вашей дружинницей. — Слезы Зинаиды Степановны мгновенно просохли, и лишь кончик носа был как-то странно красен. — Настей Зубовой?

— Мы проведем беседу, — не совсем уверенно начал Петр Бармин, — не беспокойтесь, дела этого так не оставим. Поручим комитету комсомола…

Зинаида Степановна уловила эту неуверенность, нахмурилась и, поднимаясь с кресла, решительно заявила:

— Я еще раз предупреждаю, не примете серьезных мер — буду жаловаться в горком партии. До свидания.

— До свидания, — растерянно пробормотал Петр Бармин, наблюдая за тем, как стремительно пересекла его кабинет высокая женщина в сиреневом платье, и почему-то думая о том, что ужасно глупо надевать на себя сиреневые одежды. И еще Бармин думал о том, что женщина в таком платье непременно дойдет до райкома партии, дойдет до крайкома, а то и ЦК, только бы спасти для себя мужа.