Илья Гордон - Песня на заре

Она понимала, что Дубовка возлагает на нее особую ответственность, и это немного пугало ее.

Матрена Григорьевна снаряжала Зою, как невесту, вложила в ее чемодан все, что могла приобрести в сельском магазине, вплоть до маленького будильника.

Рано утром к дому Матрены Григорьевны подкатили две машины.

Радость Матрены Григорьевны омрачил Павел: он вошел в дом и по-хозяйски взял чемодан Зои.

Мотря с укоризной посмотрела на дочь, но Зоя сделала вид, что не поняла, о чем беспокоится мать.

Конечно, больше всех суетилась Иринка. Мать Иринки, как бы невзначай, уронила, чтобы слышал Павел:

— Станет известной артисткой и не поглядит в нашу сторону.

Павла кольнули ее слова: глубоко в душе он таил тревогу, что именно так и может случиться.

К Зоиному дому подошли соседи, девчата с семеноводческого участка, участники художественной самодеятельности, старик Михеев, почтальон Тихон.

Заведующий клубом, учитель Красновский, сердечно напутствовал ее:

— Зная ваши способности и ваш настойчивый характер, Зоя, я уверен, что вы достигнете цели. Но никогда не забывайте Дубовку, школу, где вы учились, своих товарищей — словом, всех тех, кто вывел вас на светлую дорогу.

Гирш не поехал на станцию.

— Приеду в город, посмотрю, как ты устроилась. Каждую субботу будем ждать от тебя писем. Счастливого пути!

По-отечески поцеловал Зою, усадил Мотрю и Елену в машину, а сам покатил в другую сторону.

Почтовый поезд стоит три минуты. Мотря и Елена так суетились вокруг Зои, так тараторили, что Павел не смог сказать Зое тех слов, которые он мысленно повторял вчера и сегодня.

Зоя помахала ему рукой уже из окна вагона. Поезд скрылся из виду, а он все еще, озадаченный, стоял на перроне.

Мотря и Елена, баянисты, провожавшие Зою, уехали.

— Я останусь, — сказал Павел шоферу.

Он почувствовал себя одиноким и побрел по велосипедной тропке вдоль железной дороги.

Павлу так и не удалось еще раз поговорить с Зоей. А прощание с ней оказалось неожиданно холодным, девушка как будто чуждалась его в эти последние два Дня.

Холодное ноябрьское солнце, опавшая листва, которую шевелил резкий утренний ветер, усилили безотчетную досаду и недоуменье Павла.

Все получилось далеко не так, как он мечтал.

В Дубовку Павел вернулся под вечер; как обычно в воскресный день, улицы были многолюдны, и Павлу казалось, что каждый встречный готов сказать ему:

«Ну что, уехала и даже не попрощалась как следует… Зря расстраиваешься, все равно Мотря не допустит, чтобы ты женился на Зое. Забудь ее».

Возле своей калитки стояла Лукерья, мать Иринки. Павлу не могло прийти в голову, что Лукерья целый день высматривала его, зная, что Лукьяниха, проводив Зою, уехала в больницу к зубному врачу.

Со слов Иринки Лукерья оценила обстановку и решила — настал момент. Иринка подробно рассказала о том, как Мотря оттесняла Павла от Зои, не дала ему и слова сказать ей.

— Артистка ему только ручкой помахала, — смеялась Иринка.

Она давно ревновала подругу, и не только к Павлу. Лукерья пригласила Павла зайти к ним в гости.

Павел зашел. Его стали угощать — налили чарку, другую, третью… И в каждую, казалось, вливали яд, отравлявший его чувство к Зое.

— Мотря когда вернулась со станции, так прямо на улице хвасталась, что ее Зоя вскоре выйдет замуж за этого… Соболевского.

Это была чудовищная ложь. И она легко ранила растревоженное сердце Павла.

Иринка сидела рядом и как бы утешала Павла, а по сути еще больше растравляла его рану. И в нем проснулась ярость. Он встал из-за стола и без фуражки выскочил на улицу, на ходу расстегивая ворот гимнастерки.

Падал первый редкий снежок. Гирш увидел Павла, ломающего забор возле Зоиного дома. Он подошел к Павлу, молча взял его в охапку, посадил в коляску мотоцикла и отвез домой.

Рано утром Гурко пришел к Павлу, сел за стол и положил на него руки. Павел сидел у окна, не подымая глаз, желтый после выпивки. Лукьяниха кончиком головного платка утерла слезу и хотела выйти.

— Оставайтесь, Прасковья Лукьяновна. Никаких секретов тут нет. Может, найдется кислое молоко? — вдруг спросил парторг.

Лукьяниха поставила на стол большой кувшин, новый, с яркой глазурью.

— Славный кувшинчик. Хорошо, что не перевелись мастера такой красивой посуды, — сказал Гирш.

Павел охотно пил молоко, от него не отставал и Гирш.

— А насчет заборов, так я за свою жизнь столько наломал бы их, если посчитать все обиды… Однако поговорим о деле. Понимаешь, мы, по сути дела, не оправдываем ту землю, которой владеем. И людям и государству мы даем слишком мало. Наша земля может дать урожай в пять-шесть раз больший, чем мы снимаем. Колхоз должен стать фабрикой с разными отделениями — зерновым, птичьим, фруктовым и так далее. Должны действовать моторы, моторы и еще раз моторы. А кто ими управлять будет? Хлопцы, которые не знают, как запустить самый простой двигатель?

Бывает, что наши машины скоро выходят из строя, потому что с ними плохо обращаются. И это есть. Но главное — ими просто не умеют управлять.

Доярки ругают «елочки» и «карусели», а почему? Потому что ничего не понимают в технике и часто только портят ее.

Так что нам, как никогда, нужны техники, специалисты. Надеяться только на районные школы механизаторов нельзя. Организуем свою школу при наших мастерских. Я вот… составил список. Все записавшиеся хотят учиться… Обучать будем все: Михеев, ты, я, главный агроном и так далее.

Срок учебы — один год. Конечно, часть из них, окончив школу, уедет в город, но пусть половина останется, и то будет хорошо.

Начальником школы назначим тебя, не освобождая от работы в мастерских. Вон сколько молодежи в Дубовке, как говорится, бьет баклуши, ходит без дела. Разгребать вилами навоз им мешает среднее образование, а к мотору они охотно станут, за руль сядут без разговоров, потому что будут работать мотористами, механиками, электриками.

За то, что мы будем учить их, они, например, будут обязаны работать на строительстве нового клуба. Хорошо?

— Хорошо, — твердо сказал Павел.

— Может, ты считаешь, что это у Гирша такая умная голова, что это он все придумал? Нет, это придумал Горобец, секретарь райкома. И не он придумал. Партия давно указывала: молодежь, изучайте технику. А мы слушали, постановляли и на небо поглядывали — пойдет дождик или нет. Так что приступай, Павел. Поставь дело как следует, чтобы школа работала как хорошие часы. И тебе просто некогда будет ломать чужие заборы. Чувства чувствами, а дело делом. Нечего из себя строить забулдыгу-запорожца. Хотя и Сечь имела хороших мастеров — кузнецов, оружейников, кораблестроителей и даже музыкантов.

Гирш, как всегда, ушел внезапно. Павел надел теплый пиджак и тотчас отправился в мастерские. Шел по улице с высоко поднятой головой, вдыхая морозный, живительный воздух.