Елена Коронатова - Жизнь Нины Камышиной. По ту сторону рва

…Вечером, расчесывая на ночь перед зеркалом косы, Нина старалась представить лицо Виктора: его чуть вздернутый нос, золотую копну на голове, выпуклый подбородок. Закрыла глаза и повторила про себя его слова: «Когда хочу тебя представить, всегда закрываю глаза и вижу как живую».

— Нина, я тебе говорю, а ты не слушаешь, — с досадой сказала Натка. — Ты влюблена! Сознайся, влюблена?

Нина молча кивнула.

— Это в того, про которого ты писала? Да? В золотоволосого? — допытывалась Натка.

Сестры легли и погасили свет. Самое подходящее время для душевных излияний.

— Ты где была?

— Представь: у бабушки.

— А я думала, ты на свидание ходила.

— Я и ходила на свидание. Мы вместе с ним были у бабушки.

— Ужас! Она вас не вытурила?

— Нет. Знаешь, Виктор необыкновенный.

— Ну, теперь рассказывай все подробно, — потребовала Натка. — Он тебе объяснялся в любви?

— Я сейчас не могу рассказывать. Ты не сердись. Потом когда-нибудь. Ладно?

— Ты стала очень скрытная.

— Знаешь, я, наверное, так привыкла… в деревне…

Зато у Натки миллион новостей.

— Во-первых, Африкан полностью — ты заметила? — меня игнорирует. Но я на него чихала. Моя настоящая жизнь проходит в школе. В группе у нас много несознательного элемента. Недобитые нэпманчики. Организовали оппозицию, стали выпускать подпольный журнал. Назвали его «Черный кот», собезьянничали с вузовских «черных котов». Девиз у них — «мы вне программы». Представляешь: к ним переметнулись и две комсомолки — ну, явное сползание с классовых рельсов. Мы провели комсомольское собрание, повесили лозунг «Не позволим срастаться с мелкобуржуазной стихией». А одна девчонка после этого собрания подходит и говорит: «Камышина, можно тебя на одну минуточку?» Мы отошли с ней в угол, а она так зло говорит мне: «А сама-то ты какого социального происхождения? Если, — говорит, — хочешь, мы напомним». Представляешь? Ну что ты молчишь? Разве я виновата? Ведь я отца и не помню. Что же ты? Может, эта девчонка права и я недостойна быть в комсомоле? Как ты считаешь?

— Считаю, что ты говоришь глупости. Петренко сказал, что дело не в том, в какой хате ты родился, то есть какого ты происхождения, а главное то, какую ты пользу народу принесешь.

Сестры замолчали. Неизвестно, какие мысли одолевали Натку, но, видно, беспокойные — она ворочалась, вздыхала.

— Ты спишь? — спросила Натка. — Я приняла решение. Сказать?

— Скажи, — улыбнулась Нина.

Бабушка всегда говорила, что у Натки «семь пятниц на одной неделе».

— Я твердо решила — кончу семилетку и пойду работать на производство, буду врастать в рабочий класс. Я сама, собственными руками заработаю себе социальное положение.

— Только ради этого?

— Не только. Я говорю: буду собственными руками строить социализм.

Интересно! Натку тревожат те же мысли, что прежде так волновали и ее, Нину. Только Натка молодец. Решительнее. Не впадает в отчаяние из-за дураков. А самое главное, добилась своего — комсомолка!

…Совещание разочаровало Нину. Но чего, собственно, она ожидала? Что в докладе заведующий окрнаробразом не только будет ругать ликвидаторов неграмотности за плохую посещаемость, а назовет и тех, у кого хорошая посещаемость? «У товарища Камышиной стопроцентная посещаемость». Неужели она честолюбива? Просто любит справедливость. Глупости, ей еще нечем хвалиться. Она не организовала ячейки ОДН — Общества «Долой неграмотность!» — и СВБ — «Союза воинствующих безбожников». Могла бы, кажется, как другие, додуматься поставить платный спектакль, а средства сдать в фонд ячейки ОДН…

О совещании она забыла, еще не успев сбежать с лестницы. Самое важное сейчас свидание с Виктором.

Уговорила Натку уйти к Юле. «Знаешь, у нас единственный вечер, когда мы сможем побыть вдвоем».

— Заметано, — сказала Натка, — сегодня репетиция «Синей блузы», я — ведущая. После репетиции пойду к Юльке ночевать. Тебе повезло — у нашей бухгалтерии годовой отчет. Мамахен и отчимахен явятся не раньше двенадцати. Я выпытала.

Натка и Юля, рискуя опоздать на репетицию, все же дождались прихода, как выразилась Юля, «Ниночкиного хорошего знакомого».

Уходя, Натка шепнула Нине: «Я думала, что какой-нибудь шкет, а он, оказывается, симпатяга. На ять парнишечка!»

Нина подумала: «Надо поговорить с ней, чтобы не корежила русский язык».

Виктор был чем-то озабочен.

Как только они остались вдвоем, сообщил: уезжает на два месяца. Посылает его окружком ВКП(б). Задание ответственное. Плохо с хлебом. Кулачье устраивает хлебные забастовки. Хлеб нужен не только городам, но и стройкам. Придется организовать красные обозы. Надо торопиться. Ведь в марте дороги ханут (в Лаврушине мужики тоже говорят «дорога ханет»). Уезжает он завтра утром на рассвете.

— По крайней мере, не обидно — ты ведь тоже завтра уезжаешь, — сказал Виктор и, поглядев на часы, добавил: — К девяти меня вызывают в окружком. Выйду в половине девятого — туда нельзя опаздывать. За полчаса добегу.

Значит, им вместе быть всего два с половиной часа. Немного. Почему у них всегда так мало времени? Надо торопиться. Он сегодня, пусть хоть и ненадолго, ее гость. Прежде всего надо гостя накормить. Ужинать накрыла в столовой. Виктор зачем-то пощупал бархатную скатерть, осторожно потрогал фарфоровую статуэтку — японку с веером и с каким-то мальчишеским восторгом сказал:

— Вот это мадамочка! — Походил по столовой, качнул причудливый абажур — китайский фонарь и неожиданно заявил: — Пошли-ка к тебе в комнату, а то у меня от этого мещанского уюта в голове вихри враждебные.

— Это все его — Нина пнула ногой ни в чем не повинный овальный стол. — Приданое отчима.

— Это твоя койка? — спросил Виктор, когда они вошли в комнату сестер.

— Моя, а как ты угадал?

— По портрету Лермонтова.

И неожиданно они чуть не поссорились. Разглядывая ее книги, он наткнулся на томик Есенина. Виктор с яростью напал на Есенина. Разве это поэт?! Разве такие стихи помогают строить социализм?!

— Маяковский — поэт! Это да! Он бьет в набат! Крушит всякую гниль. Ты не согласна?

— Не согласна. И Есенин нужен.

— Какое у него идейное содержание? Чему он учит?

— Учит любить природу. Учит любить Русь.

— Какую Русь? Избы и иконы?!

Нину поразил насмешливый тон Виктора. Неужели и он вроде Королькова?

— Ты послушай:

— Я не все тебе прочитала, — сказала Нина, — только отрывки. Хочешь взять с собой Есенина? Наверное, и знаешь-то всего «Ты жива еще, моя старушка…» Это все знают, потому что поют.