Георгий Черчесов - Прикосновение

Приближаясь к правлению, Тотырбек замечал, как спина его невольно выпрямляется, в походке появляется уверенность, во взгляде — властность. Да и люди здесь с прежним почтением относились к нему. С Тотырбеком торопились поздороваться. Работники конторы приподнимались с мест, приветствуя свое прежнее начальство. Тотырбек шел, твердо постукивая костылем по полу, и кивал направо и налево. Подойдя к двери председательского кабинета, он переложил костыль из правой в левую руку и привычно потянул на себя медную ручку.

В кабинете шло совещание. Тотырбек увидел уставившиеся на него взгляды членов правления. Монотонно звучавший голос Казбека Дрисовича Рубиева прервался, — увидев старика, председатель колхоза широко повел рукой, предлагая Кетоеву сесть. А Тотырбек хотел было осторожно войти и прикрыть дверь, чтобы не мешать собранию.

— Примите участие в нашем разговоре, дорогой Тотырбек Иналыкович, — Рубиев при всяком удобном случае подчеркивал свое уважительное отношение к предшественнику, хотя слава Тотырбека порой и мешала: нет-нет, а кое-кто из членов правления, чтоб задеть самолюбие Казбека Дрисовича, как бы вскользь упоминал, что Тотырбек Иналыкович в подобном случае поступал иначе. — Ничего секретного у нас нет. Обсуждаем неотложные вопросы. Нам небезынтересно выслушать и ваши суждения…

— Я сперва послушаю тебя, — сказал Тотырбек, прошел к столу и, поздоровавшись со всеми, сел на свободный стул. — Продолжай свою речь, сын Дриса…

Он слушал Рубиева и оглядывал кабинет, подмечая перемены: новая мебель появилась. А вот графин — высокий, с разбитой крышкой — остался, возможно, секретарша так же три раза в день меняет в нем воду… Потом Тотырбек стал всматриваться в знакомые лица членов правления, с сожалением убеждаясь, что возраст берет свое — стареют его товарищи.

А сын Дриса все такой же — самоуверенный, ишь как голос звучит! С годами его могучая фигура стала заплывать жиром. Он, Тотырбек, следил за собой, не позволял себе излишней еды на кувде. Люди привыкли на свои семейные торжества приглашать председателя колхоза. Не идти — неуважение показать семье, обиду нанести ей; посещать же все застолья — своему здоровью во вред. Тотырбек в таких случаях хитрил. В селе все о всех всё знают, и, услышав о том, что у таких-то сын возвратился из армии, а такой-то собирается отпраздновать день рождения внука, Тотырбек назначал на девять-десять часов вечера совещание для обсуждения важнейшего вопроса, которое никоим образом нельзя было отменить. Пообещав после совещания обязательно посетить дом, в котором отмечается такое приятное событие, он приходил к завершению застолья. Пил и ел самую малость, только чтоб не обидеть хозяев. Когда настаивали на том, чтоб он опорожнил преподнесенный ему почетный бокал — рог с аракой или водкой, отказывался, ссылаясь на то, что в пять утра ему надо быть в дальней бригаде.

Казбек же не такой. Не идет на хитрости. Ему явно нравится находиться в центре внимания людей, особенно на кувде, когда выпивка развязывает языки и то один, то второй нет-нет да и обратится со словами приветствия и благодарности к председателю колхоза, полагая, что это может сказаться в дальнейшем на отношении к нему Казбека Дрисовича. Рубиев не отказывался от бокала, а выпитое в свою очередь требует плотной закуски — вот и располнел председатель. Но Казбек умен, ишь какие меры предлагает для производства мяса, шерсти, молока… От него так и веет спокойствием, довольством. Задумывается ли он над тем, что так мучает в эти дни Тотырбека? Не напрасно ли Кетоев пришел к нему? Сможет ли сын Дриса ответить ему на его вопросы? Самому Тотырбеку никак не понять, откуда и когда вдруг у некоторых появилось это непонятное равнодушие к тому, что рождает земля.

Надо, чтобы члены семьи сами отвечали за весь процесс выращивания колхозного урожая, подсчитывая с карандашом в руках, на сколько дней взять трактор, комбайн, молотилку, сколько купить удобрений, с тем чтобы, исходя из размеров будущего урожая, не только рассчитаться за все затраты, но и получить хорошую прибыль. Тотырбек убежден, что то, что выгодно обществу, а значит, и всем, должно внедряться. Как-то на зональном совещании он поделился своими мыслями с выступавшим перед ним профессором. Тот, выслушав его вполуха, небрежно бросил: «Вы правы. Но экономисты возражают. Подсчитав предполагаемые доходы людей, они пришли к выводу, что нет соответствующего товарного покрытия их». Это было произнесено таким тоном, будто бы дано полное объяснение и аргумент настолько серьезен, что его невозможно опровергнуть. Но чем дольше он размышлял об этом, тем сильнее его охватывало недоумение и даже возмущение. Разве обществу, стране может быть хуже оттого, что кто-то на колхозном участке получит урожай вдвое выше? Поработал он? Поработал. Пусть ему и денежки идут как положено. Пусть у него в доме их будет больше, чем у того, кто не смог добиться подобного урожая. Товаров не хватает? Так пусть и те, кто выпускает разные товары, дают вдвое больше. Всем это выгодно! Всем! А значит, и стране!..

И Тотырбек вновь недобрым словом вспомнил экономистов.

— …А теперь давайте послушаем, что скажет уважаемый Тотырбек Иналыкович, — прервал его размышления Казбек Дрисович, и все присутствующие повернулись к Кетоеву.

Тотырбек тяжело поднялся со своего места, оглядел членов правления внимательным взглядом, ну точь-в-точь как когда-то, и сказал:

— Земля может дать достаток людям, если… — он помолчал —…если люди сами бережно отнесутся к ней и соберут все, что она рождает. Если каждый из нас будет хорошим хозяином. Я так понимаю: дать народу то, что требуется для прекрасной жизни, можно, не теряя ни одного колоска; используя каждый клочок земли… Кто это должен делать? Мы! Каждый из нас! Согласны?

Недружный хор поддакнул ему.

— А что у нас получается? Послушайте и ответьте мне: если я сошел с ума, то прямо в глаза мне это скажите. Или объясните, что произошло с нашими односельчанами. — И он, волнуясь и негодуя, рассказал про гибнущие помидоры и про то, как шестеро хозяев хадзаров, в которые он постучался, ответили ему…

Члены правления возмущались, приводили и другие случаи безответственности. Тотырбек слушал их, но ощущение неудовлетворенности все сильнее охватывало его. Люди будто уходили от вопроса. И это раздражение выплеснулось у него на Рубиева, когда тот провожал старика до его дома…

— И я виноват, — каялся председатель колхоза. — До всего не доходят руки. Внедрили специализацию, наш колхоз стал овцеводческим, — вот я в первую очередь и отвечаю за это. В случае плохих показателей в этой отрасли с меня шкуру снимут. За другие дела пожурят, а за овцеводство не избежать взбучки…