Георгий Черчесов - Прикосновение

Кто еще может всплакнуть обо мне? Девицы, что весело смеялись над моими остротами? Что ждали меня у парка? Что делили со мной застолья и пикники за городом? Что жались ко мне, когда мы оставались наедине? И если ты показывал им, что это для тебя абсолютно ничего не значит, они тоже делали вид, что и сами на это смотрят именно как на приятное времяпрепровождение, и отбрасывали прочь свою стыдливость, хотя я часто догадывался, что даже самой разболтанной это нелегко давалось — внутренне нелегко, — и подозревал, что потом, у себя в постели, многие из них горько рыдали в подушку, проклиная свою доступность. Но и это не мешало им на следующий день быть опять веселыми, словно им все нипочем, нигде они не пропадут, везде возьмут свое. Нет, они не станут плакать по тому, кто когда-то возил их на машине и рассказывал веселые анекдоты.

Нет, я не хочу, чтобы кто-то из них, с кем мы весело проводили довоенные годы, услышал бы о моей гибели. Не хочу! Пусть все они забудут обо мне!

Ну, а друзья? Руслан сидел и мысленно перебирал своих дружков. Многих из них он даже не знал по имени — только клички, как это было принято в их компании. И вдруг он отчетливо понял, что никто из этих дружков не вспомнит его.

Вот и выходит, что только один человек на земле всерьез будет горевать о нем! Один! И это та, что о нем ничего не знает. Та, с которой у него ничего никогда не было. Несмышленыш. У кого в голове свое представление о жизни, где нет места ни подлости, ни предательству, ни гадости. У кого о людях только одно мнение: все Они хороши, все достойны лучшей судьбы, все красивы в своих помыслах и поступках. А если кто-то и натворит глупостей, то это случайно, не нарочно. А скорбеть-то она будет не по Руслану, а по своей мечте.

И почему это она, именно она должна страдать после его смерти? Руслан возроптал. Он стал думать о том, что должен же прийти этому конец.

Руслан решился рассказать Кате… Рассказать все, чтобы она поняла: человек часто в действительности не таков, как про него порой пишут в книгах. Он поведает ей о Зосе, о том, какую роль она сыграла в судьбе Волкова и Нырко.

И рассказал бы, если бы она оказалась вблизи в эти минуты. Но она оказывалась далеко. Ее редко брали на операции. Она возмущалась, но ей объяснили, что ее время еще не пришло. И она ждала своего времени. А решимость исповедаться приходила к Руслану как раз во время боевых операций, вдали от лагеря. Когда же он возвращался, то исчезало это желание развенчать себя в ее глазах.

Так устроен человек — ему не хочется выглядеть в глазах других плохим. Приукрасить себя, показать свой героизм, щедрость, ум, сноровку, красоту — да.

Руслан и письма никогда никому не писал, потому что заметил, как невольно приукрашиваешь себя, свою жизнь, свои желания и намерения…

Руслан знал, что больше никогда не сможет чувствовать себя честным человеком, и решил, что должен погибнуть. Но сколько раз бывал он на волоске от гибели, а судьба щадила его. Он хотел умереть, но так, чтобы в глазах других остаться бойцом, погибшим на поле брани. Убитым. Павшим.

В том, в чем не смог убедить Руслана Крюков, убедила тихая большеглазая девчушка. Он и не заметил, как и когда это случилось.

При их разговоре? Не подстроил ли эту встречу земляк и вечный шутник и путаник Казбек Рубиев? Одно время, когда Руслан еще был весельчаком и слыл отчаянным парнем-рубахой, который смотрит на жизнь глазами женолюба и счастливчика, они оба очень подходили друг другу. Весь отряд с упоением наслаждался их пикировками. На каждую придуманную Русланом шутку Рубиев отвечал своей, не менее забавной и веселой. Стоило им только сойтись за одним столом, и хохот разносился по лесу.

Даже Крючков, из любопытства заглянувший к ним как-то, не мог удержаться от смеха, потом уже не сердился, ибо видел, что веселые сборища помогают на время забыть о войне и смертях.

Когда же Руслан вдруг перестал парировать шутки и колкости Казбека Рубиева, он привел в изумление не только друга-остряка. Партизаны решили, что Гагаев переживает гибель друзей и поэтому замкнулся в себе, и, когда Рубиев пробовал по привычке вызвать Руслана на очередную шутливую перепалку, его останавливали. И никто больше не смеялся над его шутками, если они были направлены на Гагаева. Казбек вскоре и сам перелетал пускать в него стрелы, а выбрал объектом Виктора — толстенного коротышку, который и в партизанских буднях ухитрился сохранить свой животик, хотя ел не больше того, что и каждый из партизан. Руслан не смеялся над шутками, которыми так обидно потчевал Виктора Рубиев. Заметив, что его молчание сдерживает партизан, смущает их, он старался поскорее поесть и уйти. Но как далеко бы он ни отошел, его весь вечер преследовал их хохот.

Руслан сидел недалеко от блиндажа, на сваленном дереве. Виктор был в разведке, Рубиев наткнулся на Гагаева и уселся рядом, закурил. Руслан ножом обстругивал веточку. Оба молчали. Лагерь засыпал. Из блиндажа глухо доносились голоса.

— Себя неволишь, земляк, — заявил по-осетински Рубиев и, не дождавшись возражения, добавил: — Не хлюпик ты. Пора бы и отойти. Для хандры у каждого причин хоть отбавляй. Начнут все плакаться на судьбу, тут нам и хана… — И, затянувшись дымом, рассудительно пояснил: — Говорят, от смеха умереть можно. Враки! От хандры помирают, а смех…

Гагаев смолчал, и Рубиев обиделся. Огонек его самокрутки сердито замигал в темноте ночи.

Послышались легкие шаги. Руслан угадал их. Рубиев присмотрелся к приближавшейся фигуре. На фоне деревьев она едва просматривалась. Рубиев спросил:

— Не ты, Кать?

Тень остановилась поодаль, нерешительно замерла на месте.

— Ты, что ль? — повысил голос Рубиев.

— Я, — отозвалась Катя.

— Иди сюда, — пригласил Казбек и отодвинулся от Руслана, уступая место девушке между ними.

Гагаев не думал, что она сядет. Но Катя ничуть не смутилась и села на бревно. Руслан проследил, как она поправила юбку на светлевших в темноте коленях. Рубиев положил ей на плечи свою огромную руку, заглянул в лицо:

— Не спится?

Она не смутилась оттого, что он обнял ее, сказала:

— В лагере спать не могу, а в походе глаза сами закрываются… — И удивленно спросила: — Отчего бы это?

— Усталость сон нагоняет, — ответил Рубиев и обратился к Руслану: — Не так ли, земляк?

Она тотчас повернулась к Гагаеву, ожидая ответа. Руслан смолчал.

— Узнала его? — спросил Катю Рубиев. — Это Руслан.

— Знаю, — просто ответила девушка и невинно добавила: — Он каждый вечер здесь сидит.

— Вот как! — присвистнул Рубиев. — Каждый вечер…

— Когда не на задании, — пояснила Катя…

— И ты здесь каждый вечер? — уточнил Рубиев.

— Не-ет, — смутилась она. — Я каждый вечер здесь прохожу…