Сергей Снегов - Река прокладывает русло

Действовать, однако, требовалось с умом. Сохранить Лескова в друзьях, раз уж он набивается с дружбой, и увернуться от его опасной помощи — так складывалась эта нелегкая задача. И мало-помалу в голове Галана начал возникать хитрый план.

«Ежели Лесков пустит в ход мои приборы — размышлял Галан, — значит, закатовской электрике крышка. Чую, чую, Михаил Ефимович, не нравится это тебе, ой, как не нравится!»

Томимый сомнениями, Галан бродил по фабрике, наблюдая работу электрических регуляторов. И сомнения его рассеивались, на душе становилось легче. Он был опытным автоматчиком, он видел то, чего другие не замечали, пока оно не било их по лбу. Электрические регуляторы были ненадежны. Пока на площадке ходили люди, беды быть не могло — классификаторщик при непорядке грозил с помоста измельчителю, и тот бежал регулировать мельницу. Но без этого спасительного человека регуляторы задурят, в этом Галан не сомневался… Теперь он видел неожиданные пути к победе. Вовсе не нужно устанавливать свои приборы раньше Закатовских, что он торопился сделать еще недавно. Пусть Закатов лезет вперед — позорится. «А когда ты сядешь с головой в это самое… — со злорадством думал Галан, — мы продемонстрируем, что такое хорошо и что такое плохо».

К Лескову Галан не пошел: тот слишком прям, с таким трудно хитрить. А между тем до зарезу требовалось разузнать, как далеко зашло в лаборатории дело. Можно было, конечно, прямо спросить у Анюты, не начала ли она разработку новых приборов. Но здесь начиналась опасная область. Галан забросил осторожный намек и тут же раскаялся.

— А тебе что? — насторожилась Анюта. И, мгновенно вспыхнув, она сердито ответила: — Чем надо, тем и занимаемся, ни у кого не спрашиваемся. И знать тебе нечего!

— Да ведь я к чему, доча! — оправдывался, осветившись доброй улыбкой, Галан. — Лесков прибор мой очень хвалил и приглашал прийти побеседовать: хочет перенять опыт. А я все не выберу времени.

Все это было похоже на правду (тем более, что это и была правда), и Анюта немного смягчилась. Ей даже стало приятно, что лабораторное начальство так высоко оценивает работы мужа. Но она еще не вполне верила: правда у Галана всегда имела скрытый привкус лжи. Потом она вспомнила, каким мрачным стал в последнее время Закатов, и у нее опять поднялось раздражение.

— Так я тебе и поверю! — воскликнула она в сердцах. — О твоих приборах никто хорошо не отзывается. Признайся лучше, что сам просил помощи у Александра Яковлевича. Три конструктора только твоими диафрагмами и дроссельками и заняты, а мы простаиваем, мастерская и слышать не хочет о наших заказах. И хоть бы настоящий прибор! Я сама его проверяла на стенде — ни точности, ни чувствительности.

Это было, собственно, все, что хотел узнать Галан. Он не пошел в лабораторию, но ожидаемых результатов это не дало: Лесков не постеснялся помогать Галану и без его согласия на помощь. Не показав, как неприятно для него это сообщение, Галан постарался успокоить рассерженную жену. Для этого также имелись безошибочные средства, хотя в последнее время ему все труднее становилось прибегать к ним. Анюта с легкостью переходила от гнева к ласкам и, ласкаясь, веселилась и радовалась, как дитя. И уже через минуту, отвечая на его поцелуи, она смеялась, забыв о всех регуляторах, Закатовых и Лесковых.

Галан же думал только о них. План, им придуманный, был ловким и смелым — тут все держалось на риске, все могло повернуться не так, как ожидалось, а совсем наоборот.

На следующий день Галан появился в лаборатории, но не у Лескова, а у Закатова. Анюта сделала большие глаза и чуть было не рассердилась. Закатов, вскочив, хмуро, но вежливо поздоровался с неожиданным гостем.

— Крутишь, Михаил Ефимович? — осведомился Галан, расстегивая пальто и тяжело усаживаясь на стул.

— Крутим, Александр Ипполитович, сдержанно согласился Закатов.

— А где нам с тобой потолковать? Дело есть, монтажные вопросы.

— Давай сюда, — предложил Закатов, указывая на огороженную в комнате конторку со стеклянными перегородками, где находились контрольные приборы. Он первый прошел туда и уселся на стенд, предоставив гостю единственный стул. Галан некоторое время молчал, поблескивая глазами на осунувшегося, молчаливого Закатова. Все было обдумано, каждое слово взвешивалось заранее, но слова не шли. Слишком уж непривычен был план: хитрость его заключалась в том, чтобы говорить с Закатовым по возможности без хитростей.

— Начальству твоему моя пневматика что-то приглянулась, — начал Галан. — Говорят, вы всех конструкторов мне в помощники определили. И согласием моим не поинтересовались, а надо бы…

Оживившийся Закатов с удивлением смотрел на Галана. У того на лице медленно расплывалась улыбка, полная скрытого смысла, словно он подмигивал. Закатов обиделся. Он вспомнил, как Галан всюду подставлял ему ножку, как и в этом случае — с обогатительной фабрикой — он перебежал дорогу, тайно подготовив свои регуляторы и смонтировав их на две недели раньше, чем лаборатория сумела выпустить свой первый. И многое другое успел припомнить Закатов с нехорошим чувством: шепотом пущенные ядовитые характеристики, неровное отношение Анюты — утром она еле здоровалась, неся на своем лице следы ночных наговоров Галана, и только к концу дня расходилась и улыбалась ему, Закатову, веря в него, в его правоту и дружбу. И выражая все эти обиды в одном слове, Закатов возразил с суровой презрительностью.

— Темнишь, Александр Ипполитович! А не нужно — мы ведь с тобой насквозь один другого… Будто я не знаю, что радуешься: теперь твоя пневматика на коне.

— Не радуюсь, — покачал головой Галан. — Чему мне радоваться, рассуди? Я заявку составил на старую конструкцию дифманометра, а теперь вы ее перекореживаете. Что там останется от моего приоритета? Только слова: галановская конструкция, а по существу, автора нет — коллектив. И даже не коллектив, а литература — конструкторы-то ваши, кроме как «цельностянутых», никаких моделей не признают.

Удар Галана попал в цель. Закатов поверил. Дело было не в интонации и не в хитрой улыбке. Сама истина, голая, неприглядная, могущественная истина торчала в словах Галана, словно арматура в обвалившейся бетонной стене. На секунду у Закатова захватило дух. Какую все-таки нужно иметь смелость, чтоб вот так цинично признаваться в своем безграничном эгоизме! А потом его охватила жестокая радость: ты ставил на личный выигрыш, интриговал и путал. Где он, этот выигрыш? Идею твою похвалили и сделали не твоей, а общей?

— Неважно получается, Александр Ипполитович! — проговорил Закатов, против воли торжествуя. — Вроде не того ты ожидал!

— Не того, — согласился Галан. — Потому и пришел к тебе посоветоваться.