Сергей Снегов - Река прокладывает русло

— А зачем мне не сдерживаться? — возразил брат. — Он свое делает, а я свое. Конечно, если меня спросят, я стесняться не буду. А пока мы с ним расцеловались при встрече, выпили пива, даже песню спели здесь, в номере, — Мегера Михайловна скандал подняла, что мешаем другим спать. Запевал, конечно, Василий.

— Бачулин — хороший человек, — сказала Юлия быстро. — Шур тоже. А Пустыхина я боюсь. Обещай, что ты будешь с ним осторожен.

Лесков знал, что нельзя отделаться от наставлений сестры, если не согласиться с ними. Он мотнул головой.

— Обещаю, Юлька! Буду вести себя ниже травы, тише воды. Устраивает это тебя?

Юлия вскочила и распорядилась:

— Теперь отворачивайся, Саня, я буду переодеваться.

Оставался еще один пункт, живо интересовавший Юлию. Она знала, что говорить об этом нужно не на ходу, не между причесыванием волос и выбором чулок, а по-серьезному, сидя около брата, ласково всматриваясь в его лицо. Да и в этом случае еще не известно, как обернется: Саня с некоторых пор стал сердиться, если его слишком расспрашивали. Юлия спросила, сколько могла равнодушно.

— А как у тебя, Саня, сердечные дела? Об этом ты мне тоже ничего не писал.

— Зачем писать о том, чего нет? — возразил он.

— Неужели так-таки ничего и нет?

— Так-таки ничего, Юлька.

— Разве здесь нет интересных девушек?

— Девушки интересные есть. Но ведь ты спрашиваешь меня не о девушках, а о моих сердечных делах. Дел нет.

Она чутким ухом улавливала недоговоренность в его ответе. Он понял, что она не удовлетворена.

— Видишь ли, — пояснил он. — Мне кажется, что я в этом смысле похож на тебя, мне чего-то не хватает. А может, я просто очень занят, жалко терять время на ухаживание за женщинами.

— Это потому, что ты по-серьезному не влюблялся, — авторитетно заявила сестра. — Влюбишься, сразу поймешь, что ухаживание не трата времени, а наоборот, настоящая жизнь.

Лесков улыбнулся — Юлия всегда говорила о его будущей любви с таким жаром, словно хорошо разбиралась во всех этих делах, а от него ждала одного — крепкой, до чертиков и выше, влюбленности. Она и раньше твердила ему, что с нетерпением ждет его женитьбы и особенно детей — согласна посвятить все свое время их воспитанию, чтобы освободить его от забот. О том, что мать этих будущих детей может не отдать их тетке, она не думала, а он не разочаровывал ее — дело это было, во всяком случае, не близкое.

Лесков попытался перевести разговор на другую тему.

— Как твои дела, Юлька? Отдала вам баба-яга тот важный прибор?

Но Юлия не поддержала его попытки.

— Подожди, Саня. Я хочу знать все… Значит, ни одна из местных девушек тебе не нравится? Но ведь это же ужасно, Саня, такое черствое ко всем равнодушие!

Он решил выложить все начистоту.

— Одна девушка мне нравится. И даже очень, Юлечка. Но я, кажется, ей не особенно, вот беда. И потом мой же работник без устали вращается вокруг нее — не пробиться. Я опоздал, а опоздание в таких делах непоправимо.

— В любви нет опозданий, — еще авторитетней заметила сестра. — Любовь начинается с влюбления, тут предыстории не важны.

Лесков расхохотался.

— Расскажи это Лубянскому. Он увлекается философией. А я человек простой, для меня черное черно, белое бело.

— Боже, какой ты! — обиделась Юлия. — Это не туманная философия, а теория. Теорию нужно уважать. Ты спрашиваешь, что с бабой-ягой? Плохо с бабой-ягой. По-прежнему зажимает мои исследования. Но я ей отомщу. Я захватила с собой таблицы наблюдений и буду их здесь обрабатывать — днем, когда ты на работе. Представляешь: приеду — и на второй же день доклад! После доклада директор непременно встанет на мою сторону, не сомневайся.

Лесков не сомневался. Он удивлялся, как до сих пор в Юлином институте еще не все уверовали в ее правоту.

Переодевшись, Юлия стала накрывать на стол. Лесков поспешил ей на помощь — резать сыр и хлеб. В разгар приготовлений, явился Лубянский с двумя бутылками вина.

— Именно такой я и представлял вас, Юлия Яковлевна, по рассказам брата, — сказал он, знакомясь. — Если бы я встретил вас на улице, я сразу бы признал, что это вы.

— Вы шутите, — отвечала Юлия со смехом.

— Нет, нет, — стоял на своем Лубянский. — Он удивительно точно вас описал.

Юлия, оживленная, счастливая, одетая в лучшее свое платье, в самом деле походила на ту, какой жила в воспоминаниях Лескова. Даже старившие ее морщинки под глазами и потускневшая кожа щек были сейчас почти незаметны.

— Я вас выжила из этого номера, — сказала она Лубянскому с раскаянием. — Никогда себе этого не прощу.

— И не прощайте, — отшутился он. — Мучайтесь, терзайтесь и вскрикивайте по ночам. А я пока наслаждаюсь — один в роскошной квартире! Мне удивительно повезло с вашим приездом. Уехал в отпуск со всей семьей начальник одного из наших цехов, а я у него остался вместо квартирного сторожа — и он доволен; и я ликую.

Юлия весело предложила:

— Идемте к столу. Вы не поверите, как я проголодалась! Я ведь первый раз на самолете и от одного страха не могла ничего проглотить.

Лубянский поспешно согласился.

— Против еды не возражаю. Руководить цехом у нас означает ежедневно километров двадцать пробегать по лестницам, — после такого административного бега щелкаешь зубами, как волк.

Он первый уселся за накрытый стол. Лесков недовольно заметил:

— Что-то Павлов опаздывает. Обещался точно в восемь.

Павлов опаздывал неспроста. Он сомневался, нужно ли вообще ему приходить. В Черном Бору у Павлова друзей не было, только сослуживцы, он ни к кому не ходил. Лесков был единственным, с кем Павлов по-настоящему сошелся. Теперь всему этому пришел конец. Сестра его, конечно, заведет свои порядки: закуски на столе, чаепития и обязательные пустые разговоры за вареньем, словно и вечера нельзя прожить без того, чтоб не молоть языком и не двигать челюстями. Павлов два раза проходил мимо гостиницы, не решаясь подняться на второй этаж. Раздеваясь в крохотной прихожей, он прежде всего неприязненно взглянул в разрез портьеры. Худшие его предположения оправдались: стол был до того заставлен, что некуда руки положить, а на самом видном месте торчали две банки с вареньем.

— Здравствуйте, — хмуро сказал Павлов. — С приездом!

Юлия радостно встала ему навстречу.

— Здравствуйте, очень рада! — сказала она сердечно. — Вы поспели как раз вовремя: мы только что сели за стол. Проходите, проходите, вот ваше место.

Павлов уселся на отведенный ему стул в стороне от того места, которое обычно занимал. Лубянский налил ему бокал вина, а Юлия стоя хлопотала у стола.

— Вот икра, а вот пирог с мясом, еще ленинградский, — говорила она. — Вам какое варенье положить к чаю?

— Вот это, — Павлов ткнул рукой. — Яблочное.