Сергей Снегов - Река прокладывает русло

Пустыхин нетерпеливо прервал его:

— Ладно, это ты своему Бадигину объясняй, ваши споры меня не интересуют. Я спрашиваю, как с автоматизацией?

— Это я тебе и объясняю. Нынешняя автоматизация на существующих заводах — мышиная возня. Я имею в виду, конечно, нашу металлургию. Вот усовершенствуйте агрегаты, тогда и автоматика будет у места. Скажу тебе прямо, может, только внуки мои узнают настоящую автоматизацию.

Пустыхин возразил, улыбаясь:

— Смотри не ошибись, Тимофей Петрович. Возможно, не так уж долго осталось жить твоим агрегатам, своими глазами увидишь их гибель.

Возвращаясь в город пешком, Пустыхин все посмеивался. Беседа с Крутилиным бросила новый свет на известные явления, подталкивала самого Пустыхина на новые, смелые решения. Нет, он и здесь пойдет своим путем, не тем, на который его сворачивают Лесков и прочие любители моды. Вот он, результат моды, — к старому жилету пришили новые рукава, назвали эту штуку пиджаком. Или нет, по-другому. Была печь, на печи трудились рабочие-печевые, тяжело им приходилось, бедным, — таково начало сказочки. Пришел энтузиаст с горящими глазами, открыл кампанию за новую технику, приклеил новую технику к старой печи — это продолжение. А коней? Печевым стало легко, зато плохо новым рабочим, дежурным по новой технике, еще бухгалтеры волнуются: где обещанное снижение себестоимости? Так оно оборачивается, друзья, когда непрожеванные мысли немедленно обращают в действие. И еще скажите спасибо, что не намучились с освоением этой мало кому нужной новой техники. Бывает и такое: ночи не спят, перевыполняют показатели по переливанию из пустого в порожнее, поразительных достижений добиваются в этом передовом деле. Нет, он, Пустыхин, не таков, хоть вы его ославили консерватором! Врете, еще посмотрим, кто консерватор. Боюсь, скоро вам придется поднести платочек и посоветовать: «Утрите, голубчики, носик, все-таки неудобно: кругом люди!»

От этих злорадных мыслей Пустыхин взволновался. Он широко шагал по пустынному шоссе, размахивая руками, вслух разговаривал с собой. Он издевался — по привычке издеваться над замеченными недостатками, ко думал о другом. Перед ним открывалась панорама нового завода: пока этот завод был только в его мыслях, это было еще его личное творение, зародыш того гиганта, что вознесется на этом месте, где он, Пустыхин, сейчас идет. Пустыхину становилось страшно самого себя, он с ликованием в себя всматривался. Он и раньше ценил себя, знал полную свою меру; он видел шире, умел больше, шел дальше, чем все другие, встречавшиеся ему на пути, он привык к этому неизменному уважению окружающих. Только раз в жизни его обвинили в отсталости и ретроградстве. Мальчишка, увлекающийся и вздорный, обвинил! Он видел сегодня творение этого мальчишки, жалкую попытку подлечить и подкрасить старые агрегаты — древняя дама припудрилась и подрумянилась, молодой она не станет, нет! Подлинная молодость — в задуманном им заводе, такая звенящая, такая полная, такая сияющая молодость, какая и в самых ярких снах вам не приснится! Рана, нанесенная Лесковым, еще глухо ныла в его душе, он не мог не вспоминать о ней: она сама о себе напоминала. Теперь он видел в своем воображении совсем другую картину — реванш. Он предугадывал события, заранее ими наслаждался. Перед ним стояло растерянное, потрясенное лицо Лескова, его восторженные глаза — полные испуга и восхищения глаза! И Пустыхин беседовал с этим вызванным к себе, поставленным на должное место Лесковым, дружески говорил ему, посмеиваясь: «Вот мы и встретились с вами чуть повыше леса стоячего, чуть пониже облака висячего. Как, не трудно было добираться? Да вы не бойтесь, дорогой, не бойтесь, высота — это же не пустота, почва у нас под ногами реальная, как всегда. Просто пришла эта пора — показать вам всем, что мы можем и чего стоим!»

Возбуждение одолевало Пустыхина, даже долгая дорога не снизила градуса этого возбуждения. Последняя капля переполняет стакан, разговор в Крутилиным был последней каплей — душа Пустыхина выплескивалась наружу. Он кинулся в проектный отдел, прямо в тесную комнатку металлургов. Павлов поднял на него удивленные глаза. Пустыхин, наскоро здороваясь со всеми, потянул Павлова за рукав.

— Давайте в спокойное местечко, — предложил он, вытаскивая Павлова в коридор к окну и по привычке вспрыгивая на подоконник. — Помните, я пригрозил, что имею на вас виды? Короче, как вы отнесетесь к тому, чтобы поработать над проектом металлургического завода, на котором не будет ни одной металлургической печи? Ни одной, понимаете?

Пустыхин наслаждался эффектом. Павлов, волнуясь и покраснев, забормотал, что ни о чем так не мечтал, как об этом. Нет, в самом деле? Настоящий большой завод без пламенных металлургических печей? Это великолепно, честное слово! Его, павловские, конструкции автоклавов…

Пустыхин решительно прервал его.

— Ни к чертовой матери не годятся ваши автоклавы, — объявил он бесцеремонно. — Кустарщина и недоносок все эти конструкции — и ваши и чужие. Для средней руки предприятия еще пойдут, не спорю, а у нас — гигант! Первое, что я от вас категорически потребую, — это уважение к размаху и техническому уровню нашего будущего завода.

После такого внушительного вступления Пустыхин перешел к сути дела. Он не стеснялся, захватывал больше, чем мог поднять, требовал неосуществимого, обещал невозможное. Намечать так намечать, при конкретном проектировании уточним! И еще прежде чем он кончил, растерянный, ликующий, изумленный Павлов превратился из случайного знакомого, каким был до сегодняшнего дня, в его влюбленного ученика и верного последователя.

— И на все это — новые конструкции, технологическую схему во всех деталях и строительные чертежи — отводится года полтора, не больше! — энергично закончил свою речь Пустыхин.

Павлов ужаснулся:

— Да как это возможно? Я же не одним этим занимаюсь, мне не успеть.

Пустыхин от души расхохотался.

— А если бы вы одним этим занимались, то разве вы успели бы? Вам одному, дорогой мой, на подобную разработку понадобится лет триста восемьдесят, триста девяносто — ну, годков на десяток могу ошибиться. Времени такого у нас нет, придется искать другой выход. Как вы смотрите на то, чтоб возглавить технологическую группу в нашей проектной конторе? Коллектив наш небольшой, провинциальный — Ленинград! — но человек с полтысячи, в общем, наберется, и все мы в ближайшем будущем будем корпеть над этим заводиком. О переводе не тревожьтесь, это я вам оборудую просто и мирно.

Павлов был согласен на все после такого блестящего предложения. Пустыхин спрыгнул на пол и рванул Павлова за руку.

— Быстрей в гостиницу, оглушим Шура с Бачулиным! Я еще ничего не говорил им об этом варианте… Представляете, что с ними произойдет?