Валентин Селиванов - Свадебные колокола

Исаченко, оказалось, знал всех в посёлке, в городе, был знаком с Гуревичем, но его не знал никто. Он работал геологом и напоминал Вене человека, который не имеет ста рублей, а имеет сто друзей и тысячу рублей.

Когда Исаченко узнал, что Веня едет в город, он обрадовался и сказал:

Заедешь по дороге, передашь тут от меня кое-что. Не надо никаких телеграмм. К лешему все телеграммы! — Он махнул рукой, тяжёлой и волосатой. — Вечером ты сядешь на пароход и к утру будешь на месте. Тебя встретят.

— Нет, я не могу, — ответил Веня. — У меня машина. Её в карман не положишь, и времени у меня нет такой крюк делать. Я тороплюсь.

— Тебе всё равно по пути, — сердито сказал Исаченко. — Брось ломаться. На машине ты всё равно до города не доберёшься все дороги размыло. — И он снова принялся проклинать свою утонувшую машину и Волчью речку и называть себя законченным и круглым идиотом.

Потом Исаченко достал из-под кровати коричневый с пятнами от влаги портфель и положил на него обе руки.

— Я опоздать могу, — начал снова отказываться Веня. — Меня тогда живо к стенке приставят.

— Что тебе нужно в городе? — спросил Исаченко. — У меня там до чёрта знакомых, провернут всё, что нужно, в два счёта.

— Ничего мне не нужно.

Мужчина вздохнул и поправил подушку.

— Зачем тогда едешь?

— В горком партии.

— Принимают, что ли?

Веня кивнул головой.

Исаченко внимательно посмотрел на Веню и тоже кивнул головой.

— Не знал, — сказал он. — Извини.

Разговор был окончен.

Веня, придерживая полы белого халата, который дала ему кудрявая медсестра, посмотрел на кожаный портфель. Его всё-таки разбирало любопытство.

А как же? Человек чуть было не отправился на курорт, с которого не возвращаются, думал Веня, а портфель не бросил. Свою машину я могу оставить здесь. Сёмка посмотрит. В таком посёлке можно оставить машину, да и не только машину.

Он поднялся и спросил:

— Что у вас там?

Исаченко похлопал по портфелю и устало отозвался:

— Золото.

На востоке уже давно не удивляются ни смерти, ни золоту, ни алмазам, ни крупнейшим комбинатам. Это сибирские будни. По мнению некоторых оптимистов, промышленный пульс времени и центр комсомольской жизни совсем скоро переместится в Сибирь. Чему же тогда удивляться?

— Много? — спросил Веня.

— Почти пуд. Хочешь, посмотри, — сказал Исаченко. Он протянул Вене портфель. — Я поставлю новые пломбы.

В портфеле в чёрных мешочках находились золотые монеты самой разнообразной чеканки. Их было больше, чем шишек на кедре, и они были разложены по странам. В этой коллекции были собраны деньги всего мира с изображением всех королей и королев за последние сто лет. Вене они показались похожими на одно лицо.

Каких только монет не было в коричневом портфеле Исаченко! Французские, итальянские, английские, португальские, испанские с изображением императора Альфонса Двенадцатого достоинством по двадцать пять песет, гинеи и луидоры, доллары и злотые, дублоны и цехины, муадоры и двойные гинеи, кроны и русские золотые десятирублёвики с изображением Николая Второго; странные восточные монеты, на которых красовались человеческие кости и высохшая трава, в них особенно трудно было разобраться; монеты были круглые, треугольные с дырками, квадратные. Чего только не придумали люди, имея в руках жёлтый металл!

Веню золото мало трогало, у него было много других забот, но ему всё-таки хотелось узнать, как эти монеты попали в руки Исаченко.

— Откуда они? — спросил он.

— Лесорубы под Чалым снесли старую заимку и начали рубить новую. Под стеной нашли два бидона с этими монетами, а наша партия была совсем рядом. — И Исаченко снова начал ругать Волчью речку, и непогоду, и утопленную машину и величал себя самым последним кретином.

Какой-нибудь жмот и балбес с полсотни лет назад, подумал Веня, спрятал там эти бидоны и больше их не увидел. А мальчишки вот нашли.

Когда Веня насмотрелся на монеты и засыпал их обратно в мешочки, Исаченко поставил новые пломбы размером с копейку и сказал:

— А теперь вот везу я это золото туда, куда нужно. Там разберутся, что делать с этими монетами.

— А сколько их? — спросил Веня.

— Две тысячи и одна штука.

— Я отвезу, — решительно сказал Веня и взял в руки вместительный коричневый портфель. — По реке мне гораздо короче.

— Я позвоню Бельчуку. Он тебя встретит, — устало ответил Исаченко на прощанье.

— А не боитесь? — тихо спросил Веня.

— А чего мне бояться? — с закрытыми глазами отозвался Исаченко и слабым голосом повторил: — Чего?

Веня посмотрел на его бледные руки и заметил на них синие ручейки вен. Он тихо сказал:

— Поправляйтесь.

— Постараюсь.

Калашников вышел из палаты, прошёл по коридору второго этажа, увешанного цветными репродукциями, простился с кудрявой медсестрой Галкой, похожей на ветку сирени, отдал ей белый халат и открыл дверь на улицу.

Он шёл по центральной улице Влюблённых (в посёлке было только две улицы и шесть переулков) и думал, что этот посёлок чем-то напоминает радугу. Здесь живут люди, у которых по две руки и даже одна голова, а они придумали праздник Первого асфальта. Каждый год они будут отмечать этот праздник и дарить друг другу подарки. И эти чудаки в белых халатах. И почта. И розы, которые когда-нибудь зацветут на первой асфальтированной улице. Могут ли расти розы в Сибири? Конечно, могут.

Три года — не такой уж большой срок для юношеского возмужания. Но за три года Веня тщательно приглядывался к людям, следил и чувствовал, как едва заметно меняются события и люди. Время упорно откладывало отпечаток на каждом из них, и Веня замечал в людях тонкие перемены и понимал, что по-иному они ведут себя в разное время. Всё это он пережил вместе с ними и закономерность времени не была для него пустой фразой.

Когда Веня вернулся на почту, Валентина передавала по телетайпу телеграммы. Он поставил тяжёлый кожаный портфель на стол и пристально смотрел на профиль девушки.

— У меня в этом месяце будет перевыполнение плана, — сказала Валентина.

— Значит, получишь премию, — ответил Веня. — Ты тогда купи кубинского рома и выпей чарку за моё здоровье.

Валентина улыбнулась и ничего не ответила.

Веня сосчитал деньги за марки, телеграммы и переводы и положил их перед Валентиной.

— Положи туда, — девушка кивнула на соседний стол.

Калашников положил деньги в железную коробку из-под монпансье и усмехнулся. Ему было непонятно, то ли деньги лежали в коробке, то ли коробка лежала в деньгах.

— Что тебе привезти из города? — спросил Веня и повернулся к Вале.

— Ты сходи в театр, а билеты привези мне на память. И программу купи обязательно.

Калашников кивнул головой, помолчал и спросил: