Дмитрий Нагишкин - Созвездие Стрельца

И вдруг под ладонями Вихрова оказывается какая-то влага, ладони его скользят по щекам Зины. Сначала он не понимает, в чем дело. Потом с тревогой спрашивает:

— Зина, милая! Ты плачешь? Почему? Я обидел тебя?..

Зина молча усаживает его на тахту и, обнаженная, сидит рядом. Он обнимает ее. Она тесно прижимается к нему, как девочка прижимается к матери, кладет голову на плечо и обвивает его шею руками.

— Тебе помочь одеться? — спрашивает Вихров, чтобы чем-то помочь Зине, чувствуя, что в ней происходит что-то такое, чему он не может подобрать название.

Зина отрицательно мотает головой. Она всегда спит голая и сейчас ляжет, чтобы уснуть.

— Папа Дима! — вдруг говорит она вполголоса и словно вслушивается в эти слова. — Фрося говорила мне, что вас так зовут дома!

Неприятно пораженный тем, как неуместно прозвучало это его имя здесь, Вихров не сразу может ответить Зине. Справившись со своим волнением, он говорит возможно более спокойно и просто:

— Игорешка долго не мог понять, почему его зовут Игорем, а меня — просто папой. Он долго говорил «папа Дима»…

— И мама Галя, да? — опять спрашивает Зина, и голос у нее совсем замирает и тускнеет.

— Да…

Зина поднимает к своим глазам его руку с часами, вглядывается в циферблат.

— Как быстро время прошло! Я даже и не заметила, как настал вечер. Верно говорят — счастливые часов не наблюдают! Но как они быстро летят… Половина десятого. Вам пора идти, милый, милый… мой… дядя Митя. Мой…

— Когда мы увидимся?

После долгого молчания они встали, и Зина, тихонько ступая босыми ногами по прохладному полу, провожает его к тому месту, где он подхватил ее на руки. И сейчас он опять поднимает ее и крепко прижимает к себе, не чувствуя тяжести ее тела, а только жар его.

— Когда же?

И Зина говорит ему на ухо:

— Не знаю, дядя Митя… Может быть, никогда…

— Что ты говоришь, Зина!! — как ужаленный вскрикивает Вихров. Так вот о чем думала она в эти часы, отрываясь от его ласк. — Что ты говоришь!!

— Так будет лучше! — говорит Зина и лицом, залитым слезами, прижимается к его лицу. — Я остаюсь на необитаемом острове, дядя Митя!

Она не слушает его лепета. Она напоследок целует его — крепко-крепко, так что у него выступает кровь на губах, и он чувствует ее солноватый привкус. Она провожает его через узенький коридорчик, заставляет переступить через порожек и сама остается по эту его сторону. Тело ее белеет в сумерках чуть заметно. Она машет Вихрову рукой: идите, идите, милый! Вас ждут!

И Вихров, в смятении чувств, не веря сам себе и понимая, что он не может задержаться здесь ни секунды более, что бы ни случилось, бредет по косогору Плюснинки вверх, спотыкается, чуть не падает, останавливается у каких-то нежданных препятствий, каких днем и не заметил бы, выбирается наверх и оглядывается. Домик Зины — словно на дне глубокого озера с темной водой, в которой не виднеются, а мерещатся его крыша, труба. Но провал открытой двери ясно чернеет в этом озере. И в его черном пятне что-то до сих пор мерцает, как искра, как отблеск высекаемого огня. Вихров машет рукой и не знает — видела ли его Зина, ответила ли ему.

Короткий гудок электростанции настигает его у входа в свой дом — ровно десять. И уже слышатся с Главной улицы, где уже шагают патрули, негромкие оклики и стук подкованных сапог…

Вихров жмурится от яркого света в столовой.

На столе накрыт прибор. На одного.

— Тебя могли задержать. Где ты так долго был? Игорешка хотел, чтобы ты поцеловал его на сон грядущий, хотел, чтобы ты посидел с ним…

— Сидел на берегу! — отвечает папа Дима, уже не дядя Митя. — Есть у меня, ты знаешь, любимое местечко, на котором так хорошо думается…

Мама Галя что-то смахивает с его плеча.

— У твоего любимого местечка красивые, длинные волосы!

Мама Галя усмехается. Она шутит. Но в ее веселых глазах тревожный огонек. Из них выглядывает вдруг капитан корабля. Он осматривает в подзорную трубу весь горизонт: нет ли в открытом море пиратских кораблей, не приближаются ли из-за ближнего мыска шлюпки, через борта которых перевешиваются абордажные крючья? Не расселись ли пазы в днище и не хлещет ли вода в трюмы? Не взбунтовалась ли команда, уставшая от длительного плавания, не больны ли люди и не мучают ли их миражи?

— Умойся! — говорит мама Галя.

И папа Дима — растерянный, оглушенный штормом! — послушно умывается. Что-то ест; если бы его спросили — что, он был бы в большом затруднении.

И, больше не в силах переносить этот яркий свет, он идет в комнату сына. Мама Галя гасит за его спиной свет. Она уходит в спальню и говорит вдогонку Вихрову:

— Смотри, папа Дима, не простудись на своем любимом местечке. Я ложусь спать. А ты можешь лечь сегодня на диване. Мне нездоровится. Я не хочу, чтобы ты меня беспокоил…

Вихров садится у кровати Игоря.

В детской темно. Кромешная тьма. За дверями Фрося о чем-то разговаривает с Зойкой. Что-то бормочет во сне Лягушонок, видно не покончив еще с дневными делами своими, очень большими, очень важными и очень нужными. Папа Дима вкладывает свой палец в сжатый кулачок сына. Игорь крепко стискивает его…

Это твоя гавань, папа Дима, да? Это штормовой якорь, да?..

Утром Генка проснулся на солдатской койке и даже сразу не мог сообразить, где он находится. На стуле возле койки лежало его выстиранное и заштопанное белье, а возле стула — не только починенные, но и вычищенные ботинки. «У нас нерях не любят!» — сказал Генке молодцеватый солдат, которого Генка запомнил еще со вчерашнего дня. Он полюбовался своей работой. Потом сказал: «Ну вот что, годок! Быстро одевайся. У нас тут в кровати не валяются — не курорт, знаешь!» Между тем в небольшой казарме, где стояло двадцать коек, на четырех койках спали солдаты, хотя солнце уже было высоко. Генка кивнул на койки. Солдат сказал: «Несли службу ночью. Нормальный сон, знаешь, восемь часов — четыреста восемьдесят минуток! — по уставу положен. Тих-хо! Не разбуди. Это, знаешь, закон — товарищу дай отдохнуть!»

Старший лейтенант хотел было вечером отправить Генку в арестное помещение — как-никак нарушитель, но майор сказал ему:

— Отставить, товарищ старший лейтенант. Пусть парнишка переночует у солдат. И знаете что, покажите ему, что сочтете возможным. Пусть посмотрит, как живут на границе! — И, так как старший лейтенант не очень понял, почему задержанному мальчишке нужно все это показывать, он добавил. — Кроме прямых обязанностей, у нас — в данном случае! — по-моему, возникают кое-какие дополнительные обязанности. Зря мальчишка из дому не побежит. Видно, определиться на местности не может! Все координаты и все квадраты перепутались… Но, конечно, смотреть за ним надо. Это я возлагаю на вас. Как вы знаете, мы не можем отправить его домой сейчас. А посадить его за решетку — может быть, и спокойнее для нас с вами, да только — не самое умное. Исполняйте!