Дмитрий Нагишкин - Созвездие Стрельца

— Здравствуйте, бабенька! — сказала Фрося, даже обрадовавшись.

— Здравствуй, милая! — отвечала бабка Агата, сощуриваясь, отчего маленькие ее глазки совсем скрылись в красноватых веках. — Что-то не признаю я тебя!

— Да я Фрося!

— Фрося! Фрося?.. Ну, бог с тобой, пускай будет Фрося…

— Что вам, бабенька Агата, нужно? Как вы живете-то?

Бабка Агата опять засияла:

— Живем — бога хвалим, Фросенька-доченька! Радости нам господь послал…

— Тоже квартиру, что ли, получили, бабенька? Вот хорошо-то!

— И-и, доченька! — сказала бабка Агата, выпятив нижнюю губу и махнув рукою. — Моя квартирка уже меня дожидается рядом с матерью Манефою, я уже и место откупила, привел господь… Другую радость бог послал! — Бабка Агата доверительно втиснулась в окошечко Фроси и, не в силах сдержать свои чувства, даже прослезилась, точно капли дождя, которого уже не принимает пересохшая, окаменевшая земля, слезы покатились по ее морщинистым темным щекам. — Отец Георгий — помнишь? — настоятель церкви Николы-угодника, согласился вернуться на пастырство. Такая радость! Такая радость! Привел бог на пороге успения! Может, дождуся, что по чину отпоют, в церкви!

Зина, метнувшая взгляд на клиентку, перевела свой взор на Фросю, спрашивая взглядом: не тронутая ли эта бабка? Фрося недоуменно пожала плечами: кто ее знает, во всяком случае, Фрося и понятия не имела ни об отце Георгии, ни о церкви Николы-угодника; видно, у бабки Агаты колесики крутились в разные стороны, нимало не сообразуясь с законами механики.

Но бабка, примерившись к расходному листку, написала, что вынимает весь свой вклад — три тысячи — и закрывает счет. Это было вполне разумным действием, хотя мотивы его и оставались тайной для контролера и кассира.

— Бабушка! — сказала Зина для ясности. — Вы взяли со своего счета все деньги. Мы дополнительно выписали вам и накопившиеся проценты. Счет ваш закрыт. Теперь книжку вы уже не получите. Так?

— Так, матушка, так! — бабка Агата закивала головой и замахала руками, показывая, что все обстоит именно так и что она со всем согласна. Лицо ее, правда, на мгновение омрачилось, когда Зина разорвала ее сберегательную книжку, но радость, переполнявшая ее, пересилила некоторый страх бабки, когда она ясно представила себе, что теперь за ее душой нет ни копейки.

— Бабенька Агата! — сказала Фрося с жалостью. — Куда вам столько денег-то? Нужда, что ли, какая случилась? Беда, что ли?

Бабка завернула деньги в платочек, вынутый откуда-то из юбки, завязала узелком, обернула еще одним, темным, платком и, долго шаря, видимо ища какой-то тайный карман в нижней юбке, наконец спрятала деньги, оправила юбки, прихлопнула себя по бедру темной, как на иконе, рукой, удостоверяясь, что сверток на месте. И опять тихая радость озарила ее лицо.

— На облачение отцу Георгию, доченька! — сказала она. — На облачение! Не понимаешь? Эх ты, а еще крещеная! Парчовое облачение, доченька! Для церковной службы. Ах, доченька! И глазу и сердцу умиление! — И, точно видя перед собой это неведомое Фросе облачение неведомого Фросе отца Георгия, она стала с благоговейным почтением перечислять. — Нарукавнички! Пояс! Епитрахиль!.. Ризы! Златотканые, на алом поле. С древом жизни и с древом познания добра и зла, с херувимами, с ликом божьей матери Утоли моя печали, с Сыном человеческим!

Она с гордостью взглянула на Зину и на Фросю, вытаращивших на бабку глаза, и добавила:

— Ба-альших денег это стоит, доченька. Ба-альших! — Она перекрестилась и сказала со вздохом. — Себе на похороны берегла копейки-то! Да богово-то дело выше! Свет не без добрых людей, как-нибудь похоронят! Теперь, доченька, вобрат на старое повернули! Ты-то, может, по молодости-то и не примечаешь, а я все вижу… Вот и погоны ввели, и церкви святой вздохнуть дали — сняли, слава творцу, мученический венец! Может, скоро и собор опять на площади воздвигнем! А там, глядишь, — дай бог дожить! — и в обитель я вернуся. Надоело мне в грешном-то миру, как в аду, — и мат, и глад, и мор, и сумление, и томление, и суета сует! Прости, господи, меня, грешную!

Оробевшая Фрося сказала:

— Да, бабенька Агата, вы не так все понимаете!

Бабка Агата поправила сбившийся платочек, улыбнулась самой мудрой из всех своих улыбок и не стала спорить с Фросей.

— Ну, господь с тобой, доченька! Побегу я! Прости, если что не так сказала. Господь с тобой! Господь с тобой!..

Мелкими шажками, поглядывая под ноги, не мешает ли что, метя по полу своими длинными юбками, сшитыми из дешевенького сатина, бабка Агата пошла к выходу.

— Псиша! — сказала Зина, провожая задумчивым взглядом бабку. — Последние деньги свои на какого-то жеребца долгогривого отдает, да еще радуется. А ведь он ее без денег-то и отпевать не станет. Ей-богу!

Вдруг она рассмеялась невеселым смехом.

— А много ли человеку для счастья надо! Вот какой-то поп опять к хорошей кормушке приспособится — верующие его и кормить, и поить, и ублажать будут, и сыт, и пьян, и нос в табаке, как мой Мишка говорил, а бабка счастливая! — Зина словно про себя тихонько добавила — «Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман!»

— Чего, чего? — спросила Фрося обеспокоенно, не поняв Зину.

— Да так просто, Фросечка! Где-то прочитала. Запомнилось…

«Обман! Об-ман! А вам все истину подай! — рассердился старый боженька, умилившийся было бабке Агате и ее щедрому дару на украшение веры. — Человек ищет, где лучше, а рыба — где глубже! — подумал он про отца Георгия. — Закон природы!»

Все внимание людей было приковано к Западу.

Но и на Востоке происходили какие-то изменения, пусть не заметные сейчас, но предсказывавшие многое, что станет заметным спустя какое-то время.

Иван Николаевич был внимателен как никогда к тому, что ежедневно приносил эфир. Ему было уже столько лет, что он далеко глядел вперед. И видел, что война на Западе идет на убыль, пусть особенно кровопролитными становились бои, пусть особенно ожесточенным становилось сопротивление врага, который отступал, отступал назад, отступал, огрызаясь, дерясь за каждую пядь земли, на которой был вскормлен, но отступал, познавая теперь, почти через четыре года с момента эффектного начала войны, когда, казалось, только и можно было ожидать парадных маршей гитлеровских вояк по всему свету, горечь поражения, неудач и неверия…

Но Иван Николаевич присматривался и к тому, что делалось на Востоке. На Тихом океане Япония дралась с соединенными силами союзников и, кажется, побеждала, — по крайней мере японские силы нанесли удар по тихоокеанской эскадре США и широко размахнулись на все достояние Китая, Англии, Франции, Голландии — от острова Уэйк до Индийского океана, и японские генералы не менее громко, чем генералы гитлеровские, кричали о своей «великой миссии» по отношению к Китаю, Таиланду, Цейлону, Аннаму, Индокитаю и многому другому…