Николай Бондаренко - Будни и праздники

Чувствуя, как в груди закипает ярость, Дмитрий прямиком направился к прорабу. Сбоку большими шагами поспешал Чума.

— Александр Иванович! — негромко, но раздельно позвал Дмитрий, подойдя почти вплотную к Самусенко. — Что здесь происходит? Чей это вагон?

Самусенко обернулся, выпучил глаза. Вид у него был чрезвычайно растерянный.

— А… Дмитрий Денисович… Вы как… здесь оказались? — вопреки обыкновению говорить скороговоркой, он еле выдавил из себя эти слова.

— Потрудитесь объяснить, что это за вагон, — Дмитрий чувствовал, что от нервного напряжения губы его начали подрагивать.

В руке у Самусенко была накладная. Дмитрий выхватил ее. Вагон адресовался амударьинскому участку мехколонны.

— Почему не сообщили мне о прибытии вагона? — Дмитрий смотрел прямо в глаза Самусенко.

Лицо у того побелело.

— Я звонил — вас не было.

— Когда звонили?

— Утром.

— Неправда, утром я не отлучался с участка.

— Телефон, наверное, барахлил. Вы же знаете наши телефоны…

— Ты лучше спроси у него, почему доски грузят на чужую машину, — дернул Дмитрия за локоть Чума.

Самусенко совсем растерялся.

— День добрый, — послышался сбоку подчеркнуто спокойный голос. Все обернулись на него. К вагону подходил Некрицкий — в безукоризненно отглаженном костюме, белоснежной сорочке, до блеска начищенных туфлях. Его седеющие волосы аккуратно зачесаны. Глаза невозмутимые, лицо — медальное. — Проходил мимо, вижу коллеги решают какой-то сложный вопрос. Не могу ли быть чем-либо полезен? — он слегка склонил голову.

— Это наш новый прораб, — прошептал Некрицкому Самусенко.

— Я прекрасно знаю Дмитрия Денисовича, — Некрицкий любезно кивнул Дмитрию.

— Простите, но мы обсуждаем внутренние дела участка. Вполне обойдемся без посторонней помощи, — ответил Дмитрий, полагая, что Некрицкий сейчас же уйдет.

— Простите великодушно и вы меня, но, подходя, я невольно услышал ваш вопрос, который, как мне показалось, вверг в некоторое замешательство уважаемого Александра Ивановича, — в голосе Некрицкого мелькнули ироничные нотки. Плавным жестом он поднес сигарету ко рту, не спеша затянулся, опять плавно опустил руку и продолжал: — Думается, я смогу удовлетворить ваш интерес. Дело в том, что из уважения к Борису Аркадьевичу наш главк иногда помогает участку транспортом и людьми. Кроме того, особо ценные грузы разрешено хранить на нашем складе. Так надежнее.

— Значит, это ваша машина? — вылез вперед Чума, указывая на грузовик, загруженный почти до верха.

— Я ведь объяснил, дорогой товарищ.

Чума большими шагами прошел к автомобилю и с силой хлопнул рукой по дверце:

— А почему же здесь эмблема «Райторга»?

«Молодец, Чума! — подумал Дмитрий. — А я и внимания не обратил».

Некрицкий снова плавно поднял руку с сигаретой. В глазах его мелькнул такой же азартный огонек, как и при игре втемную.

— Это проще пареной репы, — снисходительно ответил он. — Райторг направил машину на сегодня в распоряжение главка. За прошлые услуги. А мы в свою очередь выделили участку именно эту машину. Так обычно и делается. Зачем же жечь свой бензин, — и он снова любезно склонил голову.

— Спасибо, что все так понятно разъяснили, — с досадой отвечал Дмитрий. — Но пользоваться чужим складом мы не будем. — Он посмотрел на Самусенко. — Доски возить на участок. Накладная остается у меня. После разгрузки вместе проверим кубатуру еще раз, — кивнув на прощание Некрицкому, он направился к конторе грузовой станции.

За барьером сидела полная пожилая женщина.

— Почему не сообщили на участок о прибытии вагона? — спросил у нее Дмитрий.

— Делать мне, что ли, нечего?! — недовольно отозвалась та. — Ваш Самусенко уже два дня тут пасется. Если затянул с разгрузкой — сами разбирайтесь. А я ни при чем — Самусенку про вагон информировала вовремя. За всегда так было.

На крыльце Дмитрия поджидал Чума. Вид у него был пасмурный.

— Эх, мастер, поторопились мы с тобой, — вздохнул он. — нам бы дать им вывезти эту машину, да тут же сообщить куда следует. Взяли бы голубчиков горяченькими.. А тут… Видал, как он ужом выкрутился. Этот франт — Некрицкий и Кайтанов — первые друзья. А Самусенко у них вроде шестерки. Кидают ему объедки со стола, он и доволен.

Дмитрий молчал. Потом пронзительно посмотрел на Чуму:

— Хочешь вернуться на участок?

— Понимаю… Я-то могу. Да не возьмет меня Кайтанов.

— Я тебя возьму.

Чума уставился на него своими цыганскими глазами:

— Возьмешь, а потом уедешь?

— С чего ты взял?! — рассердился Дмитрий. — Зову, значит — не уеду.

Вскоре на участок прибыла первая машина с досками. Самусенко бегал, суетился, давал рабочим «цэ-у» и все это преувеличенно громким голосом, с постоянной оглядкой на Дмитрия.

Дмитрий повернулся и прошел в кабинет. Надо заполнять документацию на Рыбхозовскую трассу. Пока есть время.

Не успел он усесться за стол, как в кабинет тихонько проскользнул Могилов.

— Дима, хотите, я скажу дедам, чтобы они перетянули доски колючей проволокой? Ни одна не пропадет, — он захихикал. — Вот Самусенко уедет вечером, а мы их перетянем. Придет он завтра утром, ох, и удивится же! — Илья потирал ладони от удовольствия.

— После решим, — отозвался Дмитрий.

Вошел Сумароков. Сел на стул и, довольный, расхохотался:

— Ну Самуся, ну Самуся! Аж позеленел весь! С этими досками! Он-то думал, что так и будет крутиться… Ничего, пусть зеленеет… — Потом с гордостью сообщил: — Оба бульдозера на ходу, можно вывозить на трассу.

— Молодец, Николай.

Тот деланно закашлялся.

— Да чего там! Хочу сегодня еще трактор запустить. Ладно пойду.

Ранним утром в кабинете раздался телефонный звонок. Дмитрий снял трубку.

— Борис? Вернулся?

Вместо предполагаемых пяти-шести дней тот был в отъезде меньше трех суток.

— Пришлось вернуться, — с жестким ударением произнес Кайтанов. — Ты вот что: разгони людей и приходи ко мне. Скажем, к десяти. Надо поговорить.

— К тебе я не приду, — спокойно ответил Дмитрий.

Долгая пауза.

— Хорошо, — отозвался, наконец, Кайтанов. — Тогда приду я. Жди в десять у себя в общежитии.

Дверь была открыта. Дмитрий шагнул в комнату. За столом сидели Кайтанов и… Наташа. Перед Борисом стояла опустошенная на треть бутылка коньяка, две пиалы.

— Рюмок даже не имеешь, — пробурчал Кайтанов вместо приветствия, — приходится пить из пиалы. Коньяк — из пиалы, — и он фыркнул.

Дмитрий тоже не стал здороваться, — ни с Борисом, ни с Наташей, которая смотрела на него едва ли не с ненавистью.

Кайтанов налил в обе пиалы, одну подвинул Дмитрию.

— Хлебни для бодрости.

Дмитрий подошел к столу, кивнул в сторону Наташи: