Николай Смирнов - Джек Восьмеркин американец [3-е издание, 1934 г.]

— Стой, стой, конокрад, злодей! — закричал он побежал по улице прямо к машине.

Чарли остановил автомобиль шагах в ста за домом Скороходова.

Пока Пал Паныч бежал это расстояние, Джек попытался разъяснить, что здесь собственно произошло.

— Какие же мы конокрады, Пал Палыч? — выкрикнул он с машины. — Ты лошадь вон выгнал, перед всеми отказался от нее. А мы ее спасли и вот ведем. Все-таки в ней одна лошадиная сила…

Как-то сразу переломилось настроение на улице. Мужики захохотали, заговорили:

— А ведь верно, Пал Палыч. Раз ты лошадь прогнал, не твоя она теперича. Пущай уж на коммуну поработает.

Скороходов остановился, мотнул головой и заорал:

— Друзья, помогите! Ведь грабеж! На людях грабят!

Но друзья его не откликнулись на призыв. Пал Палыч побежал и дальше один. Тут Чарли тихонько тронул машину, Джек подтянул веревку, лошадь пошла.

Скороходов бежал по улице изо всех сил, как никогда не бегают больные люди. Он расставил свои руки с короткими пальцами и несколько раз пытался схватить лошадь, но хватал только воздух.

Он напрягался, кричал что-то, и на него страшно было смотреть. Это мужицкая жадность бежала вслед за уходящим добром.

Чарли вел машину таким ходом, что только хвост лошади изредка приближался к Скороходову.

Но поймать его Скороходов не мог — Боби Снукс мешал, путаясь в ногах.

— Стой! Стой! — кричал Скороходов.

И бежал, бежал за машиной.

Игра определенно понравилась мужикам. Они мелкой рысцой следовали за Пал Палычем, чтобы не пропустить ни одного его движения, чтобы видеть конец всей истории.

Николка быстро сообразил, какие выгоды можно извлечь из всего этого.

Он закричал, показывая рукой вдоль улицы:

— Во, видели, ребята, какой он есть человек! Лошадь при всех прогнал, а теперь рысью за ней гонится. Не гонись, Пал Палыч, не поймаешь! Вот перед всеми Чижами говорю: поработает твоя кобылка на коллективизацию. Сегодня же вечером в книгу живого инвентаря запишем. Только через суд обратно отдадим. Так и знай. А я на суд всю деревню приведу свидетелями. Посмотрим еще, чья возьмет, товарищи. Правильно американцы сработали. Поезжайте домой! А мы пешком придем.

Вмиг автомобиль забрал скорость и исчез вместе с лошадью вдали.

Скороходов охнул, повернулся и быстро побежал назад. У избы Козлова он остановился, протянул вперед руки, словно собираясь просить о чем-то, но вместо этого сказал только:

— Бу…

Затем еще несколько раз:

— Бу, бу, бу…

И грохнулся на дорогу.

Дочери Скороходова и несколько баб подбежали к нему, тонко закричали, как запели. За ними следом подошла Татьяна. Она очень испугалась. Вокруг старика образовался круг.

— Вишь ты, Чурасов! — сказал мрачный мужик Собашников, сердечный друг Скороходова. — Жить людям вы не даете. Ведь второй по счету удар со стариком. В пузырек вы его совсем загнали.

— Сам себя загнал! — ответил Николка запальчиво. — Кто его заставил кобылу гнать со двора? Не будь такого дела — и скота резать не стали бы.

— Это уж конечно, — согласились мужики. — Лошадью он нас вконец убедил. При всех поленом прогнал. Говорил, отказываюсь от нее ради волков.

В это время Скороходова уже несли по улице. Он мычал, и руки его болтались, как неживые. Татьяна попросила мужиков отойти от избы и вслед за Скороходовым вошла на крыльцо.

— Таня! — закричал Николка. — Иди-ка сюда.

— Сейчас, — ответила Татьяна от двери. — Надо ему помочь. Попробую компресс поставить.

История с лошадью и удар со Скороходовым отрезвили деревню. Слишком ясно было видно теперь, что старик плутовал, прогоняя лошадь. Крестьяне самостоятельно и с большим жаром принялись обсуждать событие. Многие же искренне жалели, что порезали скот. Бабы плакали и ругали Скороходова всеми словами. Капралов и Козлов, веселые, показались на улице. Козлов побежал к Николке и начал шептать ему на ухо:

— Ежели, Николка, опять пролежит старик всю зиму без языка, мы артель на все село развернем.

— А Петр-то?

— С ним справимся.

— Тогда, значит, можем домой итти! — сказал Николка. — Поди, Вася, позови Татьяну.

Капралов подошел к избе Скороходова. У крыльца кучка крестьян, приятелей Пал Палыча, возбужденно обсуждала события. Увидя Капралова, замолчали.

Тот стукнул в окно:

— Татьяну посылайте. Ждем.

Татьяна вышла на крыльцо с заплаканными глазами.

— Прямо ужасно, — сказала она Капралову тихо. — Человека жалко. Ведь он никого не узнает, мычит. И зачем только Джек его лошадь захватил? Бороться надо честно.

— Как так честно?

— Словами.

— Ладно, — махнул кулаком Капралов. — Драка насмерть идет, разбираться некогда. Если церемониться будем, сами без голов останемся.

— Нет, нехорошо, — сказала Татьяна упрямо.

— А по-нашему, Яшка положение спас. Перед всей деревней кулака оскандалил.

Татьяна ничего не ответила и подошла к Николке, который стоял у избы Козлова. Вокруг него собрались члены «Кулацкой гибели». Настроение у всех было бодрое. Козлов кричал:

— Генеральный штаб у неприятеля без связи остался? Теперь поработаем!..

Но Николка не радовался. Он был убежден, что история со Скороходовым еще не кончилась. Перед уходом из Чижей он просил Козлова внимательно следить за избами Скороходовых и в случае чего слать верхового в коммуну.

К вечеру пошел сильный дождь, и Джек с Чарли бегали на электростанцию посмотреть плотину. Когда они вернулись, Маршев позвал их в контору. Там собралась ячейка, и Николка хотел, чтобы и американцы участвовали на заседании. Прежде чем приступить к разговорам, Николка запер двери на ключ. А потом уже начал:

— У меня, товарищи, маленькое предложение.

— Ну?

— Предлагаю Пал Палыча из Чижей выселить за контрреволюцию. Сельсовет нам поможет. Свезем его в город, пусть там разберут, какая у него болезнь и прочее. А то нам минуты покоя нет, пока он здесь околачивается.

Предложение было новое, и все помолчали немного. Потом начались возражения. Дмитрий Чурасов особенно был против:

— Ведь главный его козырь в языке, Коля, — доказывал он. — А раз теперь он немой и только мычит, беды от него не будет. Авось всю зиму пролежит, а мы за это время много дел наделаем. Вот проведем электричество и крепкой ногой в Чижах станем. Поправится он весной, выйдет на улицу, а кругом все наши. Он на нет и сойдет.

Булгаков тоже высказался против. Он даже целую историю рассказал:

— Пойми ты, Коль, ведь нас насмех поднимут в городе. Привезем мы его. Отлично. Возьмут его, допустим, на допрос. А у него язык не ворочается. Тоже, скажут, поймали преступника. Его на кладбище тащить надо, а не в острог. Деревенщины вы, скажут, а не коммунары.

Джек был определенно на стороне Николки. Хоть он и не имел доказательств, но внутренне был убежден, что все беды в коммуне от Скороходовых. Припомнил он и поджог станции и гибель огурцов. И так строить нелегко, а тут еще палки суют в колеса.