Антонина Коптяева - Том 5. Дар земли

— А ругаете геофизиков, когда они появляются у вышки, — упрекнула Дина Ивановна, тоже немножко потеплев.

— Ругаем, когда долго возятся, но дышать без них не можем.

Глядя на отца и Дронову, Ахмадша думал о том, как сроднило их давнее участие в большом общем деле, вот уже, кажется, готовы забыть личные неприятности…

Негромко скрипнула дверь, Ахмадша обернулся и чуть не вскочил с места: на пороге стояла Надя.

Смущение и испуг мелькнули в ее лице, она сделала шаг назад, но, устыдясь своего волнения, взяла себя в руки. Холодно кивнув Низамовым, она поцеловала мать и, отойдя к окну, стала что-то рассматривать на улице, не скрывая того, что ждет ухода неприятных для нее людей. Уши ее жарко горели на свету, точно красные угольки.

Ахмадша открыто следил за нею, повертывая голову, как подсолнух, покорно глядящий на солнце.

Это была она и не она, повзрослевшая, с волосами, собранными в пучок на затылке. И костюм, по сезону теплый, не знаком Ахмадше, и маленькая строгая шапочка. Но нежно очерченная линия щеки под уголком золотистых ресниц, пальцы, вцепившиеся в переплет оконной рамы, само усилие казаться независимой и гордой — во всем была Надя.

Нервничая под его взглядом, она искоса быстро оглянулась и встретилась с глазами Ахмадши, сторожившими каждое ее движение. Это были глаза того человека, которого она любила…

Губы Нади полуоткрылись, рука беспомощно опустилась на подоконник. Ее смятение подняло Ахмадшу с места. Не обращая внимания на растерявшихся отца и Дину Ивановну, он так близко подошел к Наде, что от его дыхания зашевелились легкие завитки ее прически.

— Мне нужно поговорить с вами.

— Нам не о чем говорить!

— Нет, есть о чем! — страстно запротестовал он, стараясь заглянуть ей в лицо. — Не надо сердиться, я и без того наказан.

— Разве красивая девушка — наказание? — насмешливо и все-таки ревниво бросила она.

— Я никогда ни на кого не менял и не поменяю тебя, — сказал он с безрассудной смелостью отчаявшегося. — Виноват только в одном — что послал то письмо.

— Теперь поздно об этом, — ответила Надя упавшим голосом.

Несколько мгновений они стояли молча, подавленные сознанием непоправимой ошибки.

Грохот упавшего стула заставил их вздрогнуть: неловко поднявшись, уходил Ярулла Низамович: слезы досады и гнева навернулись у него, а он не хотел показать своей слабости.

Встала и Дина Ивановна, посмотрела вопросительно: лицо ее выражало настороженность, хотя она была уверена в моральной стойкости дочери.

Та действительно уже опомнилась, застыдилась кажущейся легкости примирения.

— Я пришла за тобой, — обратилась она к матери. — Алеша ждет нас в кабинете Семена Семеновича. Он привез модель газового холодильника. Изумительно по простоте и дешевизне! Холодоагентом служит пропан. Летом температуру в камере можно снижать до тридцати трех градусов. Алеша опыты проводил сам, а идею подарил нашей заводской молодежи. Так он щедр потому, что богат душой. — И словно желая выместить на Ахмадше похвалой мужу свою боль, Надя смягчилась, сказала почти ласково: — Прощайте, товарищ Низамов. Оказывается, вы можете показать характер в присутствии своего грозного папы!

Когда Надя вошла следом за матерью в кабинет Тризны, Алексей говорил по телефону, а Семен Семенович с неестественно важным видом стоял возле него.

Телефонная трубка сливалась с блестящими черными волосами Алексея, крупная рука его словно застыла над сдвинувшимся манжетом, — по всему чувствовалось, что он не только думать забыл о привезенной модели холодильника, но даже о молодой жене, потому и не взглянул на вошедших.

— Да, да! — посверкивая глазами, кивал он далекому собеседнику. — Я слушаю. Да, да! — И вдруг, прорвавшись, крикнул: — Врут они! Ничего подобного! — И снова замолчал, стиснув трубку.

Тризна продолжал стоять в неловкой позе возле своего кресла, захваченный врасплох важностью момента. Дина Ивановна неслышно присела к столу и уставилась на Груздева ожидающе расширенными глазами.

Надя тоже осторожно потянула к себе стул.

«Что-то тут интересное происходит!» — все еще взбудораженная, подумала она, притрагиваясь ладонями к своим лихорадочно горевшим щекам. Груздеву нередко приходилось вести при ней разговоры по телефону с руководящими товарищами, известными всей стране. Он и огорчался и радовался, но в таком приподнятом настроении Надя еще ни разу не видела его у аппарата. «Будто к награде его представили!»

— Приложим все старание! Будем ждать. Хорошо, большое спасибо! — говорил он, положил трубку и торжественно объявил: — Драчка продолжается!

— Только-то! — Надя засмеялась. — Я думала, тебе полцарства пообещали.

— Да это и стоит полцарства! Вон какая поддержка у нас будет… Звонил заместитель председателя Совета Министров Союза! Обещал сам приехать на завод. Вот замечательно! — Груздев весело стукнул по столу кулаком, сцепив пальцы, широко облокотился, победоносно глядя на всех сияющими глазами. — Ну-ка, что теперь запоют Петр Георгиевич и его дружки из нефтяного отдела Госплана?!

— Это отклик на ваше с Барковым заявление? — с живейшим сочувствием спросила Дина Ивановна.

— Тут и наше заявление, и обращение обкома, и письма членов экспертной комиссии. Как же так? Тридцать лучших специалистов рассматривали вопрос — и все перечеркнуто карандашом бюрократа Карягина! Теперь надо катить обратно в Камск и хорошо подготовиться, чтобы наглядно показать, что у нас есть сегодня и чем мы будем располагать завтра.

— Значит, поездка в Казань откладывается? — спросила Надя, странно задетая тем, что Алексей не обращает внимания на ее, наверное, необычный сейчас вид.

«А ведь он в работе может совсем забыть обо мне, — мелькнуло у нее почти веселое опасение. — Пройдет время, стану я для него привычно обыденной, и — прости, милая женушка! — будет он по двадцать часов в сутки пропадать на заводе».

У выхода из конторы управления Ахмадша долго не мог разминуться с каким-то гражданином, пока тот, рассмеявшись, не прислонился к косяку двери, на остановке сел не в тот автобус и оказался у автовокзала, откуда рабочие уезжали на вахту. Только что прошумел холодный осенний ливень, но еще дождило, и небо было затянуто низкими темными тучами.

Мокрые автобусы, неуклюже разворачиваясь, подкатывали к вокзальной стоянке, где кипела обычная толчея. Грузовики и спецмашины мчались мимо по шоссе, расплескивая серые лужи. В город. Из города…

Тут Ахмадшу охватила такая тоска, что впору было бы сунуться прямо в брызги, летевшие из-под тяжелых колес, бешено вращавшихся по асфальту.

Надя с гордостью говорила о своем муже: она влюблена в завод, а Груздев там владычествует. Ее привлекают его горение в работе, талантливость изобретателя, доброго и щедрого к людям. По сравнению с ним Ахмадша — ничтожество.