Антонина Коптяева - Том 5. Дар земли

Он в самом деле не помолодел за прошедшие двадцать лет, но и не постарел, лишь мужественнее стал, крупнее, раздался в плечах, да кое-где в черных плотных вихрах его заблестели серебряные нити. Нелегкая работа директора нефтеперерабатывающего завода, беспокойство круглые сутки: все время как на пороховом погребе. Да еще хлопоты по реконструкции… Груздев и в Казань приехал, чтобы поставить наболевшие вопросы, и так волновался, думая о них, что лишь в пол-уха слушал то, о чем говорилось на заседании, а потом, заметив перемену во внешности второго секретаря обкома — Дениса Щелгунова, вовсе отвлекся от повестки дня.

Когда ему предоставили слово, он был застигнут почти врасплох, но сразу поднялся, собираясь с мыслями, положил сильную, большую руку на папку в добротном переплете, на котором было тиснуто золотом: «Комбинированная установка». Все члены обкома с интересом посмотрели на проект, печально знаменитый тем, что работники Камского завода уже три года вели упорную, но безуспешную борьбу за его осуществление. Директор Светлогорского нефтяного управления Семен Тризна так и навис над столом рыхлеющим мешковатым торсом:

— Это что же, окончательный вариант?

— Окончательный в том смысле, что мы от него не отступимся. — И Груздев обернулся к Денису Щелгунову.

По-прежнему сухощавый, но сильно постаревший лицом, Щелгунов — теперь секретарь обкома по промышленности — сидел во главе тэобразного стола под картой «Второго Баку», занявшей весь простенок между двумя громадными окнами. Один взгляд на эту карту наполнял сердца нефтяников гордостью: вот они, осуществленные мечты! Богатейшие нефтяные месторождения открыты за последнюю четверть века: Башкирия, Татария, Поволжье пестрят вышками. Далеко прогремела нефть Муханова и Жигулевских гор в Куйбышевской области и саратовский газ, горят факелы среди ковыльной целины Ставропольщины и в омытых кровью степях Волгограда. Широко разметнулось «Второе Баку»! Это оно помогло стране одержать победу в смертельной схватке с фашизмом, восстановить разрушенные и построить новые города. Но если прежние трудности стали легендой, то теперь перед нефтяниками появились другие.

— Доложите товарищам о вашем проекте, — сдержанно сказал Щелгунов, и только по живому блеску его голубых глаз Груздев угадал в нем скрытое сочувствие.

Раскрывая папку, он взглянул на своего союзника — Белякова, директора Московского проектного института.

Тот в ответ приподнял темную бровь, едко усмехнулся краем энергично обрисованного крупного рта.

«Значит, Беляков в предварительных переговорах опять натолкнулся на сопротивление». — И Груздев перевел взгляд на Петра Георгиевича Карягина, начальника нефтяного отдела Госплана РСФСР, который скромненько сидел, сложив на коленях руки, и, казалось, все внимание сосредоточил на своих тесно сплетенных пальцах.

«Ох и хитер, бестия!» — промелькнуло у Алексея.

Щелгунов, безусловно, будет «за». Обещал поддержку Молочков, начальник Главного управления Совнархоза по переработке нефти. Но сегодня в его лице сквозила отчужденность, возможно, у него язва опять разыгралась, очень уж уныло выглядел этот человек с большим острым носом и маленьким ртом над косо срезанным подбородком. И как нарочно Ивана Наумовича Сошкина, теперь председателя Казанского совнархоза, вызвали в Москву. С чувством нарастающего беспокойства Груздев разложил на столе свои чертежи.

— Три года назад мы выступали на комиссии по текущим делам в Совете Министров Федерации… Вы, Петр Георгиевич, помните, конечно, наши доводы и возражения противников проекта? — Груздеву хотелось сказать: «ваши возражения», но он сдержался, словно от этого могло измениться предстоящее выступление Карягина. И оттого, что попытка сгладить противоречия была продиктована боязнью нового провала, оттого, что ощущение неуверенности вызывалось уже знакомым елейно-смиренным выражением начальника нефтяного отдела Госплана, Груздев обозлился и прямо пошел в наступление: — Правительство Федерации нас тогда поддержало, мы даже визу председателя Совмина Союза получили, но вы, Петр Георгиевич, подали встречную бумагу на пересмотр, и все остановилось, легло, как говорится, под сукно.

При этих словах Карягин сделался багровым, покраснели даже высокие залысины его, на которые жидкими прядями стекали истонченные, словно больные, волосы, но он только вздохнул и снова ссутулился, созерцая свои сплетенные пальцы.

«Ну, ну, давай наводи критику, нам не привыкать», — выразила его усталая поза государственного человека, не привыкшего раздражаться по пустякам.

И потому, что он всем видом показывал, что дело, опять поднятое камцами, не заслуживает серьезного внимания, Груздев, рассказывая о проекте и его выгодах, стал обращаться только к активу обкома.

Как внушительно выглядел даже на фотографиях макет установки, сделанной по конкурсу, объявленному восемь лет назад! Груздев знал наизусть страницы текста, детали всех чертежей.

— Мы будем перерабатывать здесь три миллиона тонн нефти в год при обслуживающем персонале в пятьдесят четыре человека. По производительности труда каждый оператор выйдет в миллионеры. Одна эта комбинированная установка заменит комплекс из пяти отдельно стоящих, на которых было бы занято до полутора тысяч рабочих. Сократятся промежуточные парки и трубопроводы. Огромная экономия топлива, воды, пара и электричества. Себестоимость светлых продуктов снизится на двадцать два процента. — Груздев покосился на Карягина, сидевшего в той же безучастно усталой позе, в душе ворохнулась ярость: «Неужели надо доказывать такие очевидные истины? Что у тебя — равнодушие? Слепой консерватизм?» — И продолжал с нарастающей готовностью сопротивляться: — Мы сможем давать на этой установке бензин с октановым числом до восьмидесяти, а кроме того, получим сырье для выработки полипропилена и полиэтилена. На нашем Камском заводе создан собственный метод по полипропилену; и когда мы осуществим данный проект, то построим у себя промышленную установку вместо сегодняшней опытной. Ведь одна тонна пластмассы, которую мы получим буквально из воздуха, из отходов, которые сейчас сжигаем на факелах, заменит несколько тонн лучшей стали.

Члены обкома слушали с интересом. На многих лицах так и было написано: «Можно ли протестовать против того, чтобы вместо двух положить на стол народа сто караваев?»

И оттого, что польза дела была слишком уж очевидна, мало того — кричала о себе, возражение против предложения камцев в Госплане и трехлетняя проволочка в осуществлении проекта казались вредительством. Как раз это и вызвало кое у кого недоумение и сомнение в правоте Груздева: дескать, что-то здесь не то. Не загибаешь ли ты, дружище, расписывая выгоды своей установки?