Антонина Коптяева - Том 5. Дар земли

Эти слова подтверждали правильность позиции, избранной Алексеем Груздевым: если бы он ограничился должностью главного инженера, то у него наверняка возник бы конфликт с директором, не желающим «морочить себе голову». А Алексей без такой «мороки» не мог жить.

— Оттого я и стремлюсь к единоначалию, при котором можно объединить административную власть и научное руководство новаторской работой, — прямо заявил он Баркову. — Дела нам здесь обоим хватит. В твоей инициативе я тебе буду всегда помогать, чтобы никто нам помех, хотя бы на заводе, не создавал. Договорились?

Барков энергично кивнул и поднял крышку своего заветного чемодана.

Только разложили чертежи на столе, как явился главный технолог Федченко, прослышавший о приезде нового инженера. Лицо и волосы у технолога рыжевато-бурые, точно его в нефть обмакнули, а усы сивые от седины, большие, плотные, на концах угрожающе закрученные. Вообще Федченко казался старомодным и по одежде и по манерам: давней выучки специалист, опытный, педантичный, но жаден до всякого новаторства — в этом он и сошелся с Груздевым.

Едва он вошел и представился знакомому понаслышке нефтянику, как сразу беззастенчиво стал приглядываться к его чертежам.

Просидели за ними не меньше двух часов, а потом, уже дружной компанией, отправились в машине на территорию завода.

— Вот уксусная кислота, наше любезное детище, — доверительно хвалился Федченко, почти касаясь острым усом лица Баркова. — Предложили мы метод куда выгоднее прежнего. Вместе с московским институтом работали над технологической схемой. — Федченко хвастался, а сам сердито посматривал на Груздева, сидевшего за рулем: не позволил тот пристроиться ему соавтором к новой схеме. А разве обойдется группа без главного технолога? Он, конечно, не остался из-за обиды в стороне: подбросил молодым ребятам кое-какие мысли, но это не дает покоя, будоражит досадой: уксусная кислота — громкое дело. Новокуйбышевцы и те ревнуют! Еще бы! Продукт для ацетатного парашютного шелка.

Барков отлично представляет значение уксусной кислоты, и ему не терпится осмотреть здешнюю установку.

А Груздев, изучив характер Федченко и понимая течение его мыслей, нарочно подзадоривает:

— Звонили вчера из Москвы: американцы просят продать им лицензию на наш новый метод.

Федченко завозился, хотел промолчать, однако не вытерпел — взорвался:

— Сейчас же подавай лицензию! Торопятся своих шпионов да десантников сбрасывать, холера им в ребро! По всему белому свету военные базы устроили.

«Злится!» — Груздев добродушно усмехнулся.

— Ты, Федот Тодосович, как главный технолог, гордиться должен своими учениками, а участие в их работе — твоя прямая обязанность. Вот полипропилен — другое дело: здесь ты в числе авторов неоспоримо.

Но Федченко уже завелся, ответил желчно, не стесняясь присутствия нового человека (все равно войдет в курс дела):

— Ты думаешь, Алексей Матвеевич, я хапуга? Я ратую за справедливость. Если верить «Вестнику изобретателя», то большинство изобретений единолично создаются. Оно так и есть: группа группой — для освоения, а изобретатель — индивидуальный талант, как писатель, художник, скульптор. И мы на производстве должны своих авторов выделять, не жертвуя ими коллегиальности ради, потому, что это настоящее творчество, обезличивать которое нельзя. Предложил ты метод по очистке дизельных топлив от парафина? Отчего стесняешься закрепить его за собой?

— Вообрази, что у нас научный институт, но наши диссертации — продукция горячего производства, а не корпение у письменного стола, — спокойно заговорил Груздев, так мастерски ведя машину, что она неслась по лабиринтам заводских дорог, словно живое разумное существо. Надо, чтобы и у людей была горячая заинтересованность, потому что подобную диссертацию в одиночку не защитишь! Зачем спорить, допустим, о том, кто из нас автор нового метода по полипропилену? Не лучше ли вместо того взять в нашу группу еще трех-четырех товарищей и решать вопрос сообща? Мы так и поступим. Как же иначе? Нам с тобой слава, а другим одно беспокойство и срыв премиальных? Таланта у изобретателя никто не отнимет, славу ему воздает сам коллектив, если сотрудничать дружно. Облагородили мы дизельное топливо, очистили его от парафинов. Теперь оно может служить при любых морозах, а заодно и работников завода сдружило, выходит, тоже облагородило! Теперь жидкие парафины требуют ввести их в дело. Опять создаем группу… А вот и наша общезаводская гордость — опытно-промышленная полипропиленовая установка! — Груздев остановил машину, широким жестом распахнул дверку, метнув взгляд на оживленное вниманием лицо Баркова. — Посмотрите! Оцените! Хотим доказать Госплану, что уже сейчас имеем запас сырья на десять тысяч тонн полипропилена. Но с госплановцами спорить трудно.

Баку — это лучшая в мире нефть. Баку сегодня — один из прекраснейших городов юга. Хороши пышные, мягко клубящиеся на ветру, темные кроны эльдарских сосен и плакучие ивы, стелющие по воздуху серебристые потоки ветвей в нагорных парках и на приморских бульварах! Дивно цветут весной в садах красные камелии, розы и олеандры. Сколько зелени появилось за последние годы под скупым на дождь, знойным бакинским небом! И море там то нежно-лазурное, то синее, гонящее к берегам белогривые волны. А вдали от берегов, среди просторов Каспия, знаменитые Нефтяные Камни, где выросли вышки на эстакадах, — промысел, о котором когда-то говорили как о фантастическом будущем. Поездки в Баку во время съездов и конференций стали праздником для нефтяников, но Груздев и сегодня не променял бы Татарию на свой родной город.

Что держит его здесь? Хорошие люди? Но есть ли народ более щедрый сердцем, более смелый и трудолюбивый, чем нефтяники Баку? Новаторство? Да, татарская нефть — сплошное новаторство. Но надо только представить себе морской нефтепромысел на сваях и романтику вечной борьбы с изменчивым Каспием!

Тогда, может быть, гордость первооткрывателя, беспокойство за судьбу своего детища держат здесь Груздева? Как бы то ни было, он счастлив тем, что не коснулась его министерская мода, не считаясь с интересами производства, выдвигать и передвигать отличившихся работников.

Стоило посмотреть на него, когда он подводил Баркова к полипропиленовой установке, примыкавшей к территории мощных, так и рвущихся в небо колонн газофракционной, откуда поступает сырье — фракция жидкого газа пропан-пропилена, и сразу можно было определить, какое место в его жизни занимал завод.

Пока еще ничего особенного не представляла установка: резервуары для приема сырья, блок очистки, дружненько выстроившиеся в ряд шесть приземистых колонн, номера которых круглосуточно склоняются на все лады дежурными вахт. В колоннах пропан «выпадает» из фракции при температуре минус сорок три градуса, которую называют «точкой росы охлаждения». А там похожий на огромный самовар реактор, где пропилен соединяется с катализатором в жидком прозрачном пропане. Затем все вместе передавливается в стоящий рядом смеситель, где новорожденный полипропилен отмывается и в виде белоснежного порошка уносится по пневмотранспорту в аппарат складирования, а из него, после осушки, в пятиэтажное здание — отделение грануляции.