Михаил Аношкин - Мой знакомый учитель

— Бориса в милицию вызывали.

— Зря. Борис не при чем. Извините, Владимир Андреевич, но трепач он. Вот был бы я злой, я бы подвел его под монастырь. На весь клуб кричал, что голову мне свернет — все слышали! Когда-нибудь накричит себе во вред. А тех бандитов поймали, одного-то я тогда приметил: из вспомогательного цеха. Его взяли, он всех и выдал. А Борис не при чем.

— Ну, ладно. Давай поправляйся! — Владимир Андреевич пожал ему руку. — До свиданья!

— Привет ребятам. Спасибо, что навестили!

Выйдя из больницы, Глазков вдруг спохватился: «Надо было взять у Юры стихи, выбрать которые получше, да отдать в редакцию. Чего их прятать?» Но не вернулся. Скажет Настеньке, чтоб принесла, а в редакцию отправит сам.

Владимир Андреевич минут десять мерз на автобусной остановке. Ветер дул вдоль улицы, с северо-востока, гудел и завывал, будто в трубе. Автобус, как назло, опаздывал.

В центре города Глазков ездил редко, по крайней необходимости. Не собирался сюда и сегодня. Однако позвонили в школу из облвоенкомата и просили зайти. Владимир Андреевич удивленно приподнял брови: давным-давно списан с военного учета подчистую. «Зачем я им понадобился?»

В военкомате худощавый черноволосый майор с тремя рядами орденских ленточек на кителе зачем-то проверил у Глазкова паспорт, вероятно, хотел убедиться: тот это человек, который ему нужен, или самозванец? Потом дотошно выспрашивал, кто он да что он, попросил подробнее рассказать о военной службе. Владимир Андреевич под конец грустно улыбнулся и спросил:

— Уж не в армию ли хотите призвать?

Майор откинулся на спинку стула, держась обеими руками за стул, спросил в свою очередь:

— Не хотите?

Глазков смутился.

Стоя на автобусной остановке и пряча от ветра лицо в цигейковый воротник, он восстанавливал в памяти ответы майору. Проверял себя, не сказал ли что-нибудь лишнего или неточного. Уходя, полюбопытствовал, зачем и кому нужен этот вызов и разговор.

— Узнаете, — лаконично ответил майор, и по выражению лица его Глазков понял, что настаивать на более определенном ответе не стоит.

Наконец-то появился автобус. Но в это время Глазкова окликнули. Владимир Андреевич обернулся и увидел метрах в пяти от остановки голубого «Москвича». Из кабины высунулся инженер Липец, он махал энергично рукой, подзывая.

— Домой? — осведомился Василий Николаевич, когда Глазков подошел, и, получив утвердительный ответ, пригласил: — Садитесь. Я тоже домой.

Владимир Андреевич не стал отказываться, и они поехали. Молчали. Глазкова занимала беседа с майором, снова, который раз, проверял в памяти свои ответы, терзался из-за того, что отвечал слишком подробно, лучше бы покороче. Липец то и дело поглядывал на Глазкова, ожидая, что тот заговорит, но не вытерпел, первым нарушил молчание.

— Так и не хотите к нам на завод?

— Некогда.

— Бывает и некогда, — охотно согласился Василий Николаевич. — Но чаще инерция мешает: трудно выпрыгнуть из заведенного порядка.

— Возможно. Да и боюсь, — сознался Владимир Андреевич, — не пойму. Коли не поймешь, какой смысл смотреть? Правда, как-то видел в кино сталеваров — жаркая работа.

— Жаркая. Но как смотреть, — возразил Липец, — вернее, какими глазами смотреть.

— Само собой разумеется. У вас глаз наметан, вы специалист, ну а мой так себе, глаз полного невежды в этом деле. Я могу пройти мимо самого интересного, а вы нет.

— Отчасти, конечно, так. Но только отчасти. Закуривайте! — Липец открыл на передней панели ящичек, в котором лежала начатая пачка «Беломора». — Ах, да, я и забыл, что вы не курите.

— Почему отчасти?

— Потому что человек, задавшись целью что-то узнать, обязательно узнает и не пройдет мимо интересного, если даже не специалист в этой области. Просто любопытные глаза видят зорче и больше.

— Я-то любопытный, — засмеялся Владимир Андреевич, вспомнив Анну Львовну. — Некоторые даже утверждают, будто я сую свой нос туда, где меня и не просят.

— А мне наоборот — такие, что всюду суют свой нос, по душе, уважаю таких. Между прочим, не посчитайте за комплимент, я это сразу в вас приметил. А на завод приходите.

— Непременно!

— Вот видите и сагитировал! — улыбнулся Василий Николаевич. — Я вам чудеса покажу, каких во сне не видывали. Между прочим, металлургический завод будущего — это завод-автомат. Да, да! Ах ты, стервец! — вдруг воскликнул Липец и резко затормозил. Владимира Андреевича потянуло вперед, и он чуть лбом не высадил ветровое стекло. Дорогу невозмутимо переезжал на коньках мальчишка с хоккейной клюшкой в руках. Липец погрозил ему кулаком, а тот в долгу не остался — высунул язык.

— Видал? — кивнул Липец на мальчишку, проезжая мимо. — Сам виноват, сам же и язык показывает. Орел!

Машина миновала цинковый завод и легко брала подъем. Шапка из ондатровых шкурок съехала у Липец на затылок, куртка с шалевым коричневым воротником наполовину расстегнута. В машине было тепло, Владимир Андреевич тоже отогнул воротник.

— Вы говорили о заводе-автомате. Это ведь далекое будущее.

— Ничего подобного! — с жаром возразил Василий Николаевич. — Такой завод живет в чертежах проектировщиков. Кое-что от завода-автомата внедряется в производство уже теперь, например, вдувание пылевидных материалов в печь при помощи кислорода.

— Вы, кажется, по-настоящему влюблены в свою профессию.

Липец помедлил с ответом, потом задумчиво проговорил:

— Как вам сказать… Влюблен — это, пожалуй, неточно. У меня нет иной жизни.

— Это, наверно, хорошо, — вздохнув, отозвался Владимир Андреевич. — Мне порой кажется, что я не сросся со своей профессией. Нет такого сплава, как у вас.

— Между прочим, черная меланхолия посещает и меня. Особенно после крупных неудач.

Так это ж у каждого так, дорогой Владимир Андреевич.

Липец с горячим интересом покосился на Владимира Андреевича: глаза карие, живые, со светлячками, лоб уже в морщинах, нос красивый, с горбинкой, как у древних греков, губы тугие, упрямые, только вот поседел рано. Видно, в жизни много раз приходилось жестко штормовать. А душа чистая, до седины вот дожил человек, а юношеское, запальчивое, нерастраченное осталось.

Машина въехала в городок металлургов. Липец довез Глазкова до дома и, прежде чем пожать на прощанье руку, попросил:

— Возьмите Борьку в свой класс.

Владимир Андреевич промолчал. Липец понял его:

— Конечно, Борька — парень трудный, но… На мою помощь всегда можете рассчитывать.

— Ладно, — согласился Глазков. — Пусть приходит. Обломаем.

— И отлично! — повеселел Василий Николаевич. — Всего же два года до аттестата осталось! Я знал — вы не откажете!