Ваграм Апресян - Время не ждёт

— Режущая кромка любого инструмента образуется из пересечения двух граней или плоскостей. Нам кажется, что линия их пересечения — кромка — не имеет ширины. Мало кто думает, например, что жало остро отточенной бритвы напоминает собой выпуклую в середине дорожку и что ширина этой дорожки равна двум микронам. Если бы пластинка безопасной бритвы имела толщину в два микрона, то ею можно было бы бриться десятилетиями до полного ее истирания, ни разу не затачивая. Но такая пластинка оказалась бы очень непрочной — она в двадцать пять раз тоньше папиросной бумаги — и легко сломалась бы. Ну, а как же сделать, чтобы бритва не тупилась и не ломалась? Нужно укрепить пластинку, припаяв к ней с обеих сторон другие, менее твердые опорные пластинки. Под действием срезываемых волос кромка твердой пластинки, составляющая жало бритвы, будет изнашиваться медленнее, нежели кромки опорных мягких слоев. В результате твердое жало будет выступать постоянно вперед, и сохранится первоначальный угол острия бритвы.

— Такой пластиночки в два микрона, пожалуй, не сделать, — усомнился Верещагин.

— Это видно будет, — ответил Игнатьев.., — Режущая кромка других инструментов гораздо шире. У вас есть перочинный ножик?

— Есть, но не шибко острый, — сказал Верещагин, доставая нож из кармана.

— Вот, посмотрите, — Игнатьев поднес к настольной лампе лезвие ножика, — его жало можно видеть простым глазом, микронов двадцать есть в нем. Острие же хорошо отточенного топора имеет примерно тридцать микронов, у фрезов, резцов — разные кромки до нескольких десятков микронов, скарпели для камней, кирки бывают еще хороши в работе при ширине острия в один миллиметр, а режущая кромка зуба экскаватора имеет четыре миллиметра. Однако пластинка четырехмиллиметровой толщины так же слаба для нагрузок зуба экскаватора, как пластинка двухмикронной толщины слаба для бритья. И в том и в другом случае необходимо их укреплять с боков несколькими сравнительно мягкими слоями металла, чтобы обеспечить устойчивость режущей кромки и самозаострение в работе.

Далее Александр Михайлович подробно рассказал, как он думает изготовить многослойные инструменты. Бритву, например, он сделает из девяти слоев: в середине ее — пластинка из самой твердой стали, а по бокам — по четыре последовательно менее твердых пластинки вплоть до железа. Все эти слои он соединит в одну монолитную пластинку посредством стыковой электросварки. По такому же способу можно сделать трех- или пятислойные ножи. Через советского торгпреда в Швеции изобретатель заказал заводу «Сандвикен» стальные ленты с необходимой градацией твердости и толщины. Ленты Александр Михайлович уже получил, почему и интересовался состоянием мастерской бритвенной фирмы «Рапид». С первых минут Верещагин просветлел, приподняв брови, и до конца слушал с жадным вниманием. В заключение он расплылся в восторженной улыбке, отметив, что все сказанное вполне созвучно, поэтому выйдет толк.

На другой день Игнатьев уже сидел в кабинете директора фирмы «Рапид». Появление советского торгпреда чуть ли не вызвало сердечного припадка у директора-банкрота. Ведь оно могло означать спасение фирмы! Однако Игнатьев быстро омрачил радость финна, предупредив, что заказ дается лично от него, а не от Советского государства. При этом он выразил готовность хорошо оплатить заказ, сговаривая следующие условия: металл для бритв и ножей приносит он; металл не подвергается лабораторным исследованиям; все работы производятся в в присутствии Игнатьева или инженера Четверикова; если партия бритв или ножей не будет за день завершена изготовлением, то он или Четвериков уносят с собой полуфабрикаты, а утром вновь приносят их для доделки.

Дряблый, раздавшийся в ширину директор с сожалением качал головой. Странный человек советский торгпред. Зачем он настаивает на использовании своего металла, когда на складе фирмы имеется лучшая сталь для бритв? Господин Игнатьев не хочет понять, что условия его договора могут душевно обидеть честных людей фирмы «Рапид». Игнатьев встал:

— Я никого не хотел обидеть, — сказал он — поэтому прошу тысячи извинений за свои оговорки и за то, что побеспокоил ваше превосходительство.

— Ах нет, нет, зачем же уходить, господин Игнатьев, — забеспокоился финн. — Быть может, у вас действительно имеются важные причины для оговорок. Я вовсе не обижаюсь на них, хе-хе, я только немного не привык э-э... Прошу садиться.

Договор подписали.

Электросварку Игнатьев производил в другом месте и приносил в мастерскую монолитные пластинки, на которых нельзя было разглядеть отдельных слоев металла. Пластинка была чуть покороче лезвия «опасной» бритвы, но пошире ее. Финны опешили. Точь-в-точь такого типа и размера лезвия с одним острием и приборы к ним выпускала их фирма и прогорела. У нее лежат затоваренными сотни тысяч этих лезвий, может быть господин Игнатьев просто купит их? Нет, торгпред желал, чтобы лезвия изготовили для него специально. Финны заподозрили какую-то тайну и начали глядеть в оба. Они заметили, что Игнатьев требует для закалки более высоких температур нагрева стали, чем это было принято повсюду. И что удивительнее всего, — при жесткой закалке лезвия не трескались, не деформировались. Странным казалось и то, что во время шлифовки лезвий из-под наждачного камня летели разные искры. С задней, утолщенной стороны искры летели яркими микроскопическими звездочками, излучая свет. Ближе к острию они тускнели и совсем не излучали света. Небывалый случай! Ведь яркая искра получается при ничтожном, а тусклая при большом количестве углерода в металле, то есть когда шлифуют железо в первом случае и крепкую сталь — во втором. Ясно, что лезвие не из однородного металла, но для чего это?

Между тем Игнатьев достигал неодинаковой твердости слоев металла с большим трудом. При электросварке углерод перемещался из одного слоя в другой, нарушая убывающий порядок твердости. Диффузия углерода делала лезвие однородным, то есть негодным для самозатачивания. Игнатьев заказал шведскому заводу «Сандвикен» толстые многослойные пластинки, на которых диффузия не сказывалась, получив их, прокатывал холодным способом и уже тогда относил утонченные многослойные пластинки в мастерскую.

Тайна светлой и тусклой искры мучила финнов. Они понимали, что большевистский торгпред не станет заниматься пустым делом. Наверное, он придумал какие-нибудь необыкновенные бритвы. А если это так, стоит разгадать его секрет. Вдруг разгадка эта поможет стать на ноги разорившейся фирме «Рапид», набраться сил и начать гибельную для фирмы «Жиллет» конкуренцию!

Четвериков и Березин почувствовали, что финны мучаются в догадках, и не спускали с них глаз. Для облегчения контроля они давали им в работу пластинки мелкими партиями по нескольку штук. Так, под бдительным наблюдением было изготовлено около ста бритв и ножей карманных и столовых. Все же один из мастеров-финнов утаил одно лезвие. Четвериков категорически потребовал вернуть утаенное. Мастер через некоторое время с извинениями вернул лезвие. Игнатьев заметил в нескольких местах следы «бархатного» напильника. Значит, финн проверял твердость металла в разных зонах. Возник конфликт. Игнатьев обвинил мастера в нарушении пункта договора. Финны, между тем, были совсем сбиты с толку. Они не понимали, как советский торгпред придает разным зонам стального лезвия разную твердость при определенном режиме закалки и, наконец... не понимали, для чего это нужно? Странные бритвы у торгпреда!