Сергей Крутилин - Грехи наши тяжкие

«Свидетель», «свидетель». И чтобы скорее покончить с этим, он взял протянутую ему Гужовым ручку («ничего ручка, получше той, что выпускал когда-то его колхоз») и расписался внизу: «Т. Варгин», и поставил число.

И только потом, возвращая бумагу следователю, увидел, что даты как раз и не надо было ставить: она была заранее поставлена — сверху листа.

Вернулся Тихон Иванович к вечеру. В правление он не поехал — отдохнул и вышел в сад. Усадьба у него была большая. Когда он поселился тут, то посадил десяток яблонь, малину, кусты смородины. Теперь все это разрослось, дышало покоем и прохладой.

Сад уже вырос, а он, Варгин, так ни разу по-настоящему и не заглянул сюда. Отдохнуть, вот как теперь, может, и заглядывал, а с граблями, с секатором — никогда. «А жаль! И куда уходит время? — размышлял Варгин, шагая по дорожке, проложенной в свое время Суховерховым. Сейчас Миша небось и не вспоминает эту беседку. А ведь сам утеплил ее и покрасил».

Тихон Иванович пожалел, что не прихватил ключа от беседки: а то бы взял косу, посшибал бы репейник, которым зарос весь участок, особенно вдоль забора. Все была бы польза.

Но он так и не вернулся за ключом. Без особой цели на душе побрел он за беседку, в дальний угол сада. Варгин думал: не сказал ли чего лишнего следователю? Передумав так и эдак, вспомнив свои слова и разговор, Тихон Иванович решил, что в этом деле с Косульниковым он прав. Прав во всех отношениях. Деньги от промыслов поступали на финансовый счет колхоза, и ни одной копейки незаконно он не взял себе.

Варгин не знал, как с этими деньгами обходился Косульников. У него, у Варигина, все чисто: пусть проверяют всю бухгалтерию. «Правда, — думал Тихон Иванович, — мы выпивали с Косульниковым раза два. Один раз при подписании договора, а другой — на квартире. Как же без этого? Мужики ведь».

Но хоть Варгин и успокаивал себя, что он чист и ни один комар к нему носа не подсунет, но после допроса у Гужова в нем словно бы что-то надломилось. Его одолевали сомнения. Самое слабое место — это премии специалистам. Надо самому эти бумаги посмотреть, чтоб быть готовым ко всему.

Варгин решил, что завтра же с утра займется этим делом.

А теперь он шел.

Из-за покосившегося забора, сделанного в первый год, как только он поселился, — забора ветхого, почерневшего, — открылся соседский огород.

Соседом у Варгина был врач Хованцев. Тому не только огород, но и сад был не нужен. Большая часть участка — то, что не под силу было вскопать жене, — залужена.

Теперь за домом среди этой лужайки стоял самосвал. Шофер — молодой парень, в телогрейке, — силился взвалить в кузов машины плоскодонку. А сам хозяин — в брезентовой куртке и болотных сапогах, — боясь испачкаться о смоленый бок лодки, осторожно толкал ее.

Шофер что-то говорил Хованцеву, а врач, красный от натуги, пыхтя, напрягался понапрасну.

Варгин некоторое время наблюдал за ними: одолеют ли они лодку или не одолеют? «Нет, вдвоем тяжелую плоскодонку им не погрузить!» — решил Тихон Иванович.

Хованцев хоть и был помоложе Варгина, но не намного, года на три. Он, как и Тихон Иванович, воевал, был ранен. А раны — Варгин по себе знал — со временем дают о себе знать, и Хованцев через силу старался с лодкой. Им с плоскодонкой не управиться — это ясно. Варгину стало жаль врача: Хованцев был хороший терапевт. Одно время Екатерина Алексеевна хотела сделать его главным врачом районной больницы. Но он отказался, ссылаясь бог знает на что: на здоровье, на свой плохой характер. Но дело было в другом: Хованцев очень любит Оку, рыбалку. Всякую минуту, свободную от работы, норовил посидеть в лодке, на реке, а не в кабинете, подсчитывая, сколько больных было на приеме в этом месяце.

И вот теперь Хованцев возился с лодкой. Он спешил, так как у рыбаков через два дня начало сезона. А может, врач и не на рыбалку спешил вовсе, а спешил поехать наверх, к Алексину, где в старицах и озерах много дичи.

«И мне надо бы так устроиться, как Хованцев, — думал Варгин. — Служил бы зоотехником в совхозе. Стадо хорошее, хозяйство налаженное. Отработал свое, сел в плоскодонку и поехал бы ловить плотву или уток стрелять. И был бы сейчас здоров, весел и никакого бы там Косульникова не знал. Знал бы свое дело: му-му…» — усмехнулся Варгин и тут же решил: нет, он не мог бы усидеть в плоскодонке. И заниматься одними коровами ему было бы скучно. Он увлекался лишь большими делами. Он забывал все — какой сегодня день недели, забывал самого себя, заботясь о хозяйстве ему мало было своего счастья, ему нужно было сделать счастливыми других. Варгин хорошо помнил, когда наконец-то он выдал по рублю на трудодень, как все механизаторы и доярки зазывали его к себе: у каждого были блины, подносили ему бражки.

— Обождите — подсоблю! — крикнул Варгин.

Хованцев, приподымавший плоскодонку, опустил ее на землю, посмотрел: кто крикнул?

— А-а, Тихон Иванович, — Хованцев поправил слипшиеся от пота волосы. — Как-нибудь сами справимся.

— Чего сами? Я разом. Вот только наброшу телогрейку.

Варгин забежал на террасу, где висела телогрейка, набросил ее на плечи и, выйдя из калитки, торопливо пошел к соседу. Ворота у Хованцева были открыты настежь, видимо, открыты давно — во дворе расхаживали соседские куры.

— Кыш, черти! — крикнул на них Тихон Иванович и, растопырив руки, погнался за ними, выгоняя вон.

Куры, конечно, были чужие. Хованцев не водил никакой живности, даже скворечню во дворе ему некогда посмотреть так и висит она десяток лет кряду скособочившись.

— Бога на помощь! — крикнул Варгин, подходя.

— У-у, да мы с такой помощью… Мигом! — обрадовался Хованцев.

И правда: втроем они разом подняли лодку, вскинула сначала в кузов нос, а потом — все дружно — приподняли корму. Погрузили плоскодонку, только лишь — бум! — ударилась лодка о днище кузова.

— Спасибо, Тихон Иванович, — благодарил Хованцев. — Скоро рыбалка начнется, а у меня лодка все еще под забором сохнет. Совсем запарилась, хоть умирай.

— Ничего, — сказал Варгин, отдышавшись. — За вами, Вениамин Павлович, не пропадет. После удачной рыбалки судачка подбросите.

— Судака извели, не ловится, Тихон Иванович, — посерьезнев вдруг, сказал Хованцев. — Если хотите, воблу принесу. Так и быть: вобла есть.

— Вобла суха, зубы не грызут, — отшутился Варгин.

— Ну, случись что — давление могу смерить, — в тон ему, шуткой, отозвался Хованцев.

— Во-во! — воскликнул Тихон Иванович. — Это по нашей части.

Так они шутили, пока шофер привязывал лодку. Самосвал пофыркал. Хованцев прикрыл ворота и сел в кабину рядом с шофером.

— Спасибо, соседушка!

Самосвал поехал вниз, к Оке. Варгин посмотрел вслед машине, и стало ему грустно. Он подумал вдруг, что вот хоть и живет он на Оке, а в лодке не сидел ни разу.