Сергей Крутилин - Грехи наши тяжкие

«Ну что ж, мысль хорошая», — согласилась Долгачева.

Согласиться-то согласилась, а не подумала, что стоит за этими словами «разрешить подключиться». За этими словами стояли мытарства по министерским кабинетам. И за каждой дверью, обитой дерматином, сидел неразговорчивый человек, который знал только одно: «Нет».

«Нет!» и «нет!». Этих газовщиков тоже можно понять: если разрешить всем присоединяться к газопроводу, то газ не дойдет до Ленинграда.

Суховерхов, который знал все пути и выходы, по-свойски подсказал, к кому обратиться. Михаил Порфирьевич и сам поговорил с кем надо. Поговорили в Госплане, и деревням Юртайкиной было разрешено подключиться к газопроводу.

Теперь можно перестраивать село, возводить дома в двух уровнях, и клуб, и зерносушилку — все, что твоей душе угодно.

Надежда Михайловна взялась за главное в хозяйстве. Оттого настроение у нее было хорошее.

Говорила Юртайкина метко, с юмором.

«Однажды звонит мне заведующий фермой: «Надежда Михайловна, что делать? — пропала доярка». — «Как так — пропала?» — спрашиваю. «Так! Уже два дня как ее нет. На дверях избы — замок. Пытали знакомых: не видели ли? Может, позвонить в милицию, дать розыск?» — «Обожди», — говорю. А сама, понятно, тоже забеспокоилась. Да-а… вдруг на третий день доярка как ни в чем не бывало является. Я на нее, разумеется, в этаком повышенном тоне: «Как ты смела бросить коров, не предупредив?» то да се. А она спокойненько так и говорит: «Дорогая Надежда Михайловна. Что ты на меня кричишь? Я у дочери в Москве была. За весь год можно хоть один раз в ванне понежиться?» И осеклась я: на все пять деревень, что в колхоз входят, — ни одной путной бани! У механизаторов, которые посильнее баб, у которых семьи, дети, есть бани, на задах стоят, и топятся они по-старинному, по-черному. Но общей благоустроенной бани нет. Тогда-то я решила построить в колхозе финскую баню. Она пока единственная в районе».

Говорила Юртайкина бойко, без бумажки. Она хвалила свих колхозников — аккуратный и трудолюбивый народ. С гордостью говорила о семьях, о целых трудовых династиях: колхозники работали самоотверженно.

«Но-о! — Надежда Михайловна развела руки в стороны. — Но все это пожилые люди. А молодежи в колхозе совсем нет. Из четырех десятков выпускников средней школы в прошлом году в колхозе осталось лишь трое».

Юртайкиной никто не аплодировал: смешно одобрять потерю людей.

Долгачева тоже слушала ее молча.

Екатерина Алексеевна была подобна дирижеру огромного оркестра. Она внимательно слушала всех и при малейшей фальши репликой или вопросом исправляла эту фальшь.

Речи на пленуме были ею просмотрены, уточнены. Но как отнесутся его участники к выступлению Грибанова, который, как известно, мог наговорить с три короба?

Выступление Юрия Митрофановича Екатерина Алексеевна слушала особенно внимательно. Она была готова в любую минуту поправить его, подсказать нужное направление.

И когда Юрий Митрофанович заговорил о слабом развитии спорта на селе, как о частице общей культуры, Долгачева в сердцах подумала: «А спросить бы его: кто на селе будет заниматься физкультурой — восьмидесятилетние старики?»

И она, подавляя внутреннее раздражение, сказала:

— Юрий Митрофанович! Вы много лет занимались социологическими исследованиями, вы проводили эти исследования во многих районах страны: на Алтае, в Ставропольском крае, а Калининской и Калужской областях. Скажите нам: а каково положение с молодежью в этих областях? Что делают другие хозяйства, чтобы удержать молодежь на селе?

Грибанов обернулся, поправил очки и поглядел поверх их на Екатерину Алексеевну.

— Да, правильно. Мы работали во многих областях страны, — заговорил он. — И должны вам сказать, что повсеместно причины миграции молодежи одни и те же: бытовые условия. Еще десять лет назад ведущими мотивами такого ухода была материальная сторона. Но теперь картина резко изменилась. Теперь на вопрос: «Что привлекает вас в городе?» — лишь пять процентов молодых людей ответили: «Материальные условия». Теперь на первое место выдвигаются другие мотивы: возможность продолжать учебу, получить хорошую специальность, благоустроенную квартиру, культурно проводить свободное время.

— Это нам понятно, — перебила его Долгачева. — Но нам интересно знать другое: чем хозяйства удерживают молодежь? Есть ли какие-нибудь ваши рекомендации, как ученого?

Грибанов слушает Екатерину Алексеевну рассеянно. Юрий Митрофанович не очень понимает, что от него хотят. Чтоб он молодежь задержал? Он шелестит своими бумагами. Наконец, видимо, находит ту, которая ему нужна, и, уткнувшись в нее, начинает говорить:

— Какими методами? — повторяет он. — Да разные тут применяются методы. Так, в ряде колхозов Оренбургской области выпускники школ и демобилизованные солдаты… Одним словом, молодежь, оставшаяся на селе, в течение первых трех лет получает надбавку к зарплате. Им выдается безвозвратное пособие на обзаведение хозяйством, коровой. Молодоженам, вступившим в брак, колхоз предоставляет готовую квартиру.

— Денег много надо! — крикнул кто-то из-за угла.

— Да, конечно, деньги нужны, — соглашается Юрий Митрофанович, стараясь вглядеться в того, кто крикнул. — Но и за примерами далеко не надо ходить. Возьмем ваш «Успенский» совхоз. Там молодежи — хоть отбавляй. Комсомольская организация — сто человек. А почему в совхозе много молодых рабочих? Да потому, что там для жизни людей созданы нормальные условия. Дома — в двух уровнях: внизу быт — столовая, кухня, ванная, а вверху — спальня и кабинет. Пусть Суховерхов выйдет сюда, на мое место и расскажет, как он собрал вокруг себя молодежь.

— Деньгами собрал! — крикнул Размахов.

Суховерхов сидит за спиной Долгачевой. Михаил Порфирьевич шелестит бумагами — готовится выступать.

— Нет, не одними деньгами! — подает он голос. — Я создал рабочим совхоза такие же условия жизни и быта, какие есть в городе. И люди пошли ко мне.

В зале погас свет, и сразу же — без звука и титров — на экране замелькали кадры.

Все затихли, присматриваясь.

Будто что-то знакомое, свое, и вместе с тем чужое, непривычное. И лица людей — такие близкие и вместе с тем далекие.

Каждый старался узнать себя.

Картофельное поле. Оно простерлось до самого горизонта. Побеги растений вывернули землю, приподняли ее кверху, и она топорщится. Побеги стараются увернуться от повители, которая, как паутина, обвила их. Безобидные цветочки-пятачки уже забелели вдоль всего поля.

Люди смотрят на поле. Они словно бы говорят сорняку: «Обожди, сейчас ты помрешь под лемехом культиватора».

Вот она, машина: идет вдоль плантации, оставляя за собой прямые рядки картофеля. Лемех культиватора взрыхлил междурядья, окучил кусты. Они словно выросли, стали заметнее.