Николай Вирта - Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон

Лавочник истошно завизжал.

— Стой, братцы! — гаркнул Никита Семенович и, подняв кнут, с которым никогда не расставался, щелкнул над бушующей толпой.

Народ отхлынул от крыльца, где солидно переговаривались «нахалы».

— Правильно, Микита! — крикнул Петр. — Рано за него взялись. Это дело по порядку надо решать.

Кто-то из задних рядов сказал:

— Кончай насчет школы! Давай насчет земли.

— Братцы! — Андрей Андреевич взобрался на бревна. — Препоручите мне школу строить, ежели желаете, чтоб у нас было не хуже чем у людей. Не у одних «нахалов» мозги имеются.

— Приговорить! — раздались голоса. — Желаем! Назначить его! Только денег не дадим.

— И леса у нас нет, — вставил Зорин.

— Пиши, писарь, — распорядился Данила Наумович. — Приговорено сходкой школу выстроить, денег и леса от мира не давать, а препоручить Андрею Андреевичу, чтоб выкрутился, как знает.

— Теперь насчет земли! — закричали вокруг.

— Погодите, братцы, о земле мы основательно поговорим, то разговор большой. — Андрей Андреевич рассмеялся от избытка чувств. — Еще кланяется вам, старики, один человек и просит у вас милости.

— Кто таков? — выпятив пузо, спросил Туголуков.

— Пастух наш Илюха Чоба, как вам, старики, ведомо, женился.

Раздался хохот.

— А чего же ему теперь от нас надо?

— Вот окаянный народ! — взбеленился Андрей Андреевич. — Я вас, иродов, слушал, послушайте и вы меня.

— Ну, ну, говори, Андрей, ан веселей будет.

— Как же я могу говорить, когда вы орете, прости господи, словно стадо?

— Ти-ха-а!.. — выкрикнул Никита Семенович.

— И тот пастух Чоба, — продолжал Андрей Андреевич, — человек тихий, смирный, женился. Это божье дело, а вы смеяться… Вот нас бог за то и наказует. Потому что вы смутьянничаете, бражничаете, насмешки над всеми чините! — Андрей Андреевич потряс палкой над толпой. — Горе вам, мытари и фарисеи! Дождетесь вы божьего гнева. Покарает он вас, греховодников!

Толпа притихла.

Если бы Улусов появился перед сходкой несколькими минутами позже, Чоба получил бы от мира избенку — так устрашающе подействовала на людские души речь Андрея Андреевича.

Улусов приехал в Дворики по своим личным делам, но и на тот случай, чтобы разогнать сходку, если крикуны возьмут верх.

По договору Иван Павлович должен был выдать Улусову арендную плату за три года вперед, но откладывал расчет со дня на день. Побаивался лавочник мужиков, сильно побаивался, потому и зажимал денежки. Улусов не знал о сомнениях лавочника, да если бы и знал, не понял бы их. Он сердился и, наконец, выведенный из терпения затяжкой с расчетом, решил пригрозить Ивану Павловичу расторжением договора и отдачей земли в аренду другому кулаку. Узнав, что лавочник на сходке, куда степенному человеку можно было бы и не ходить, он пришел в бешенство: «Ах, на сходке!»

— Сходка? — спросил Улусов, когда лошади, звякнув бубенцами, остановились.

— Так точно, — просипел Данила Наумович, ломая шапку перед земским.

— Кто разрешил? — сухо осведомился Улусов, не глядя на старосту.

— Насчет церкви, господин земский, — заикаясь, ответил Данила Наумович.

— Школу нам хотят навязать, — добавил Туголуков.

— Касательно школы предуведомлен не был. Отложить! — приказал Улусов.

— Как же так отложить? — вмешалась Ольга Михайловна. — Мир приговорил строить школу, Никита Модестович. Почему же откладывать?

— Мир ничего не может решать. Мир — это я, госпожа Лахтина. И на сходках вам бывать незачем. Они ругаются, а вы слушаете их… Вы были обязаны доложить мне.

— Я вам много раз говорила, Никита Модестович, но, кроме комплиментов…

— Без меня решение сходки — нуль, — прервал ее Улусов. — Прошу вас, идите домой. Они обидеть вас могут… Хамье ведь.

— Никто меня не обидел, и совсем они не хамье, — резко ответила Ольга Михайловна.

— Я вас умоляю идти домой! — нетерпеливо проговорил Улусов. — Прошу вас…

Ольга Михайловна вспыхнула, хотела что-то сказать, но сдержалась и вышла из круга. Впрочем, домой она не пошла, а села позади, рядом со своими молодыми друзьями.

— Тебе чего? — обратился Улусов к Андрею Андреевичу.

— Наш пастух Чоба, господин земский, женился, и просит он у мира: выстроили бы, мол, вы мне, старики, какую ни на есть избенку, как вовсе он бездомная сирота…

— Ничего не понимаю, — раздраженно проговорил Улусов. — Какой пастух? Почему женился? Какую избу? При чем тут сходка?

— Так что он доверил мне насчет избенки, — хотел было объяснить Андрей Андреевич, но Улусов не дослушал его.

— Отложить! — распорядился он. — Я этого не понимаю. Еще что?

— Насчет церквы, — пролепетал Данила Наумович.

— Разве кто-нибудь возражает против постройки церкви?

— Вроде бы, — Данила Наумович не знал, что сказать.

— Что «вроде бы»? — придрался Улусов. — Что, я вас спрашиваю, это значит? Кто тут напрашивается в кутузку? Ты? — он ткнул пальцем в бороду Данилы Наумовича. — Ты давно не сидел, а? Кто здесь против постройки церкви? Есть такие, а?

— Есть! — раздался крик сзади.

Всем стало нехорошо: тишина сделалась угрожающей.

— Та-ак… — зловеще протянул Улусов. — Кто это сказал?

Было так тихо, что даже сзади слышали, как скрипит перо писаря.

— Писарь! Пиши. Церковь начать строить. Старосту… Как тебя?

— Данила Наумович.

— Старосту Данилу Наумовича отстранить за самоуправство. — Улусов выжидательно помолчал. — Марш по домам! — скомандовал он.

Никита Семенович вышел в круг.

— Почему по домам, ваша милость, Микита Модестыч? У нас разговор не кончен. Мы о своих делах потолковали, теперь с вами желаем поговорить.

— Микита!.. — умоляюще шепнул Данила Наумович.

— Молчи, Данилка, не противоречь моему характеру. Господин земский! Мы посылали в сенат человека насчет земли. Насчет вашей земли или насчет нашей — о том сейчас спорить не станем. Человек тот был в сенате, получил бумагу и должен нам рассказать, что порешило начальство. А вы его под замок… Как же так? Старики ждут его с превеликим, то есть, нетерпением — и расходиться нам по домам именно не к чему.

— Послушаете потом. Ишь какие нетерпеливые!

— Никак нам невозможно, ваша милость, слушать его потом, — сказал Петр. — Нам надобно его послушать сейчас.

— С каких это пор молокососы начали вершить дела на сходках? — взъелся Улусов. — Что это за новые порядки?

— Господин земский, — с вызовом процедил Петр, — ты говори, да не заговаривайся…

— Постой, Петька! — Андрей Андреевич отстранил Петра и подошел к Улусову. — Он хоть и молод, ваша милость, но сказал дело. Отцы, — он обернулся к народу, — желаете вы говорить насчет земли?

— Желаем! — дружно ответил народ.

Кулаки с Нахаловки помалкивали.