Николай Вирта - Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон

И снова властно потянуло Ольгу Михайловну к делу, к которому не раз звали ее и Флегонт и Таня; снова ум и сердце устремились к тем, кто хочет человечеству добра и счастья, какого оно еще не знало, но должно знать.

— Постой, постой, Лукич, — заговорил в восторге Андрей Андреевич. — Неужто и закон такой есть? Насчет этой самой сибирской земли?

— Есть.

— Царев закон?

— Царем подписан.

— Ох! И ты на царя! И где же этот закон? Неужто опять его от нас спрячут?

— Почему спрячут? Он у меня, нарочно захватил, чтобы вас порадовать. — Флегонт достал из кармана еще одну бумагу. — Читай сам.

Андрей Андреевич по складам прочел несколько строк и передал бумагу Петру.

— Закон как закон. — Петр отдал бумагу Флегонту. — Все форменно.

— Лукич, милый, да ведь это ж!.. — Андрей Андреевич чуть не пустился в пляс. — Ну, братцы, вы как желаете, а я сей же час напишу прошение в уездное земство. Мне три тысячи десятин не надо, а на полтора десятка и я замахнусь!

— В среду тебе десяти было довольно, — хмуро заметил Петр, с усмешкой наблюдая за прыжками Андрея Андреевича.

— Мало ли что было в среду! Поди, ныне воскресенье. Ах ты, господи, ах ты, боже мой! И кто же это так постарался, Лукич, какие такие добрые нашлись люди?

— Дворяне, Андрей. Особое совещание при царе по делам дворянского сословия.

— Видали? — Андрей Андреевич победоносно оглядел всех. — Есть, стало быть, чувствительные господа. Двадцать десятин дадут мне, Лукич?

Флегонт не спеша свернул цигарку, не спеша прикурил и только тогда ответил:

— Не дадут. И не надейся и прошение не пиши.

— Вона! Чем же я хуже иных-прочих? — обиделся Андрей Андреевич.

— И прочим не дадут, — так же хладнокровно проговорил Флегонт.

— Как не дадут? — взревел Андрей Андреевич. — Ты же сам сказал — по три тысячи… Братцы, насмехается он над нами, что ли?

— Нет, я над вами не смеюсь. Да, закон есть, и царем он подписан, и землю дают… Только одно вы у меня забыли спросить: кому?

— А ты не тяни за душу, говори, — торопил Петр.

— Дают, Петр Иваныч, тем, кто сейчас на Руси больше всех бедствует. А кто сейчас больше всех бедствует на Руси? Ясно, дворяне. Вот особое дворянское совещание и задумало помочь своим бедным братьям-дворянам и порешило выдать им земельку в Сибири.

— Дай закон, — кривясь от разочарования, выдавил Петр. — Брешешь ты.

Флегонт снова вынул бумагу. Петр прочел ее.

— Все правильно, как он и говорит, дядя Андрей. Все так и есть, чтоб их разорвало!

— Зачем же им такие земли, Флегонт Лукич? — недоуменно спросил Андрей Андреевич.

— А их можно перепродать, да еще с прибытком. Вон в Уфимской губернии… Только в одном уезде дворяне и чиновники заплатили казне за нарезанную им землю шестьдесят тысяч рублей, а продали ее за шестьсот тысяч. Ты в счете, племянник, силен, — обратился Флегонт к Петру. — Подсчитай, сколько у них в карманах осело. Зачем, говоришь, им такие земли? — воодушевляясь, продолжал он. — А затем, что дворяне для царя самые желательные землевладельцы в Сибири. Но ведь как хитро придумали! Сейчас на фабриках затор, фабрики закрываются, народ выбрасывают за ворота… Куда ему деваться? Правительство один совет дает таким несчастным: поезжайте в Сибирь. Правильно, надо же кому-нибудь обрабатывать новые дворянские земли! И ты поезжай туда, Андрей… Ты и тут на Улусова спину гнешь, да и в Сибири на такого же Улусова спину гнуть будешь. Вот как позаботился о вас царь-батюшка!

Бумага перешла к Ольге Михайловне.

— Закон как есть, вот подписи. А здесь написано: «По высочайшему указу…»

— Дождались царевой милости насчет земли! — рассмеялся Сергей. — Тю-тю, дядя Андрей, погорели твои десятины!

— Ладно, — с холодной злобой заговорил Андрей Андреевич. — Теперь я земскому такого напою — держись! Я из него все кишки вымотаю.

— А по-моему, верно Петр говорил, — вмешался Волосов. — Чего там! Сжечь Улусова в отместку за этот волчий закон!

— Не знаю, — медленно начал Флегонт, — не знаю я, братцы, поднимется ли весь народ, если вы сожжете Улусова… А вот что поднимется народ от того, что сегодня дядя Андрей скажет Улусову, — это точно.

— Ладно. — Андрей Андреевич встал. — Теперь и я знаю, что делать. Но, братцы, держаться, так держаться, стоять, так стенкой, а?

— Постоим, дядя Андрей, — ответил Листрат. — Начни только.

— Вам отсюда выходить нельзя, — сказала Ольга Михайловна Флегонту, когда все ушли. — Не вздумайте пойти в село.

— Куда уж там! Конспирация! — Флегонт вздохнул.

— И вздыхать нечего. Вы свое дело сделали — бросили искру в их души, а это самое важное. — Ольга Михайловна помолчала и добавила: — Скучно вам тут. Я бы с удовольствием осталась с вами, но мне надо на сходку.

— Вы скажите Тане, где я, она придет. Да, возьмите этот закон. Суньте кому-нибудь, вдруг пригодится.

Ольга Михайловна спрятала бумагу.

— Знаете, о чем я думала, слушая вас?

— Что, мол, не напрасно ли все это?

— Нет, как можно! Я видела, какими они пришли и какими ушли. Нет, я не о том. Мне кажется, что у эсеров сейчас больше доводов и они выглядят убедительнее ваших, потому что они предлагают действие, понимаете? Действие, которое не может не захватить возмущенных и озлобленных людей. Хотя бы тот же террор, поджоги… А у вас… — Она замялась. — У вас есть продуманные и сильные слова, хорошие и справедливые желания, но действий мало. Или я ошибаюсь?

— Нет, вы не ошибаетесь, но и не совсем правы. То, что предлагает Волосов, это своего рода дурман, Ольга Михайловна Во хмелю чего только человек не наделает! А очнется — он и избит, он и ограблен, и в голове у него туман… В деревнях, вы правы, эсеры скоро будут силой. Только ведь угар, это ненадолго. У них ни определенной цели, ни ясной программы. А наша линия… Мне ее объяснил один наш умнейший человек…

— Ленин? Простите за прямой вопрос.

— Да, он сказал, что семя классовой борьбы заложено в деревне самой жизнью. При добром уходе оно даст всходы.

— Это так. Но кто за семенем будет присматривать? А то ведь из него бог знает что может вырасти.

— Ого, вы какая теперь! — удивился Флегонт.

Ольга Михайловна порозовела.

— Какая?

— Ну, такая, — не тотчас нашел слово Флегонт. — С загадом наперед. Кому присматривать за семенами, говорите? Ленин как-то сказал, что сельский интеллигент — наша опора. Сейчас это уже не предположение, сейчас мы с надеждой смотрим на вас и зовем вас: помогите нам! И я, Ольга Михайловна, смотрю на вас с надеждой. Тряхните стариной, а? Я скоро отсюда уеду, уедет и Таня… Неужели вы откажетесь смотреть за семенами, почву для которых мы готовим сейчас?

— Не откажусь, — просто ответила Ольга Михайловна.

— Спасибо! — сердечно проговорил Флегонт.