Николай Вирта - Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон

— Ну, ладно! Говори, Костя, зачем звал, — торопил писаря Петр.

— Вот что, братцы… Главное, как вы понимаете, об этой нашей сходке — молчок! Теперь так: есть человек — вы его знаете, и он вас хорошо знает. Он хочет прочитать вам важную бумагу насчет земли…

— Вона что! — Глаза у Андрея Андреевича заблестели. — Это надо послушать. А кто же он, тот человек?

— Погоди ты! — осадил его Сергей. — Живет он вроде на две стороны: одной — будто как и все прочие, а другой стороной он такой, что ежели о нем прознает земский, носить ему кандалы или того хуже. Понятно?

— К чему ты все это рассказываешь? — сердито проговорил Андрей Андреевич. — Что мы, прости господи, глупые? Мы одно знаем: не все мели, что есть, оставь и про запас. Зови того человека, пускай говорит про землю!

— Ладно. Но, братцы, если что случится — держись кучно: ведать не ведаем, слышать не слышали. — Волосов встал и свистнул.

— Сейчас придет.

— Да кто он? — вспылил Андрей Андреевич. — Должен я знать, с кем буду речь вести?

— Сказали тебе: человек наш, сельский, ну и помалкивай — грубо осадил его Петр. — Чего ты привязался?

— Ну, так бы давно и сказали, что наш, сельский, — все еще сердясь, проворчал Андрей Андреевич. — Тоже какую моду завели…

— Так полагается, Андрей Андреевич, — успокоила его Ольга Михайловна. — В таком деле осторожность очень нужна.

— Здравствуйте, братцы, — весело сказал Флегонт, появившись на скате буерака и несказанно удивив своим появлением всех, кто не знал о его приезде.

— Мать ты моя, да это ж Флегонт! Родимый, откуда тебя принесло? — Андрей Андреевич, не веря глазам, ощупал Флегонта. — Да он же, братцы, он, живой Флегонт!

— Ну, раскудахтался! — остановил его Петр. — Здорово, Флегонт!

Флегонт поздоровался со всеми, обнял Листрата, потрепал по плечу Андрея Андреевича.

— Нет, вы только гляньте, каков вымахал! — не унимался Андрей Андреевич. — Ку-уда!.. Батьку перерос. Сибирские-то воздуси пользительны, стало быть? Ах, ах! Ну, удивил!.. Ну, обрадовал! Уж тебя-то мы послушаем, уж ты-то знаешь все. Откуда же ты теперь, парень?

— С чужой стороны, дядя Андрей.

— Чужая сторона — дремуч бор.

— Почему? Ушел с пустым бочонком, а теперь в нем клад, — пошутил Флегонт.

— Ну, так выкладывай! — Андрей Андреевич повеселел.

— Может быть, пора и за дело? Скоро начнется сходка, — заметила Ольга Михайловна.

— Верно! — хмуро проговорил Петр. — Мы не побаски пришли слушать, а насчет земли, как обещали.

— А ты, Петр, все торопишься, словно тебя ветром поддувает, — посмеиваясь, сказал Флегонт. — Не спеши. Вон Сергей сидит, не торопится.

— А чего мне спешить, дядя Флегонт? Я тоже вроде тебя — отрезанный ломоть.

— Надоели, вишь ты, ему наши сельские порядки, — с неприязнью пробурчал Петр. — Будто в матросах легче будет.

— Так вот, братцы, есть у меня одна бумага, крепко она написана. Хотел бы я ее вам прочитать… Желаете послушать добрую речь? — Флегонт обвел всех глазами.

— Насчет земли? — спросил Петр.

— Насчет всего.

— В пещеру бы нам уйти, — предложил Николай. — Увидят тут.

— И то, пойдемте, — заторопился Андрей Андреевич.

— В пещеру так в пещеру, — согласился Флегонт.

Все прошли в яму, освещенную солнцем через щели, пробитые в стене, выходящей в буерак. Когда собравшиеся расселись на обломках песчаника, Флегонт подошел к одной из пробоин, поближе к свету, достал из кармана лист бумаги.

— Вы слышали, братцы, что было в Харьковской и Полтавской губерниях? — спросил он.

— Слышали, — ответили хором.

— Мало ли что слышали. Читай! — вмешался Листрат.

— Желаем, — коротко бросил Андрей Андреевич.

— А кем эта прокламация написана? — поинтересовался Николай.

Флегонт внимательно разглядывал важничающего Николая.

— Умными людьми, — резко ответил он.

— Умных людей много, ты скажи, из какой партии. Может быть, мы и слушать не захотим.

— Из социал-демократической. — И, обращаясь к Ольге Михайловне, Флегонт разъяснил: — Это листовка Петербургского комитета социал-демократов.

— В общем-то социал-демократы люди неторопливые, — насмешливо вставил Николай. — Любопытно, что они в этой бумаге написали.

— Флегонт так посмотрел на сына лавочника, что тот сразу осекся.

— Непонятное говорите, но все уж равно, — вздохнул Андрей Андреевич.

Флегонт начал читать о крестьянских волнениях на Украине. Когда Флегонт прочел, что усмирители отдали крестьянских девушек казакам, Андрей Андреевич вскочил и закричал:

— Ах, сучьи дети!..

— Не перебивайте, Андрей Андреевич, — умоляюще сказала Ольга Михайловна.

— А вы, барышня, мне не указывайте. Я не могу молчать, когда у меня душа ходуном ходит.

«Точно орда дикарей-завоевателей ворвалась в покоренную страну, — читал Флегонт, — и творила свою расправу над беззащитным населением. Мы уже не говорим о том, что весь хлеб, взятый у помещиков, был полностью возвращен. Мало того, во многих случаях отнимали те немногие запасы, которые составляли заведомую крестьянскую собственность…»

— Ну, что ты скажешь?! — опять взорвался Андрей Андреевич.

И все тотчас набросились на него.

— Вы, молокососы, горя не хлебали, у вас сердца каменные А мое житье — вставши, за вытье! Так что я этих горемык вот уж как понимаю.

— Чего ты орешь? — накинулся на него Петр.

— Не я ору, горе мое орет! — бушевал Андрей Андреевич. — Ахти, сердешные! Барышня, вы-то хоть уразумейте. Избили, да еще голышом оставили, да из закромов все повычистили. Или царь о том не знает?

— Погоди, дядя Андрей, сейчас и до царя доберемся. — Флегонту нравилась горячность Андрея Андреевича.

— Ну, читай. Читай бумагу. Все нутро ты мне ею перевернул.

И долго еще Андрей Андреевич охал и кряхтел.

Когда Флегонт начал читать о царе, который в прокламации был назван главным виновником расправы, Андрей Андреевич решительно прервал чтение:

— Нет, парень. Эта бумага написана хлестко, да не для нас. Ее господа писали. Написано всего много, слов кошелка, поди разберись, что к чему. — Андрей Андреевич сдвинул шапку на лоб, почесал затылок, обросший редкими волосами. — Главное, ничего про землю не написано, Нам без земли — крышка, а ты нам про царя. Нет, нам нужна такая бумага, где бы писалось, как, скажем, нам воротить нашу землю, как нам земского обработать. Вот это была бы грамотка! А что ты читал — умно, так умно, что иное слово и не понять, к чему оно… А мы пропадаем, понял? Пропадаем мы! — закричал Андрей Андреевич, и все на него зашикали.

Листрат, Флегонт и Сергей смеялись, Петр и Волосов мрачно молчали. Николай кривил рот и грыз ногти, а Ольга Михайловна, молча наблюдавшая эту сцену, то и дело понимающе переглядывалась с Флегонтом.