Николай Вирта - Собрание сочинений в 4 томах. Том 4. Рассказы и повести

При моем появлении собака проснулась и глухо зарычала.

Не мешкая, я юркнула в конуру и забилась в дальний угол. Хозяин, все еще покряхтывая от боли, злой как сатана, подошел к конуре с очевидным намерением вытащить меня оттуда.

И тут случилось то, чему я никогда бы не поверила, если бы слушала подобную историю от других: пес, словно бы поняв, в какую беду я попала, так грозно зарычал на хозяина, что мне стало страшно. Хозяин мигом отскочил от конуры, выкрикивая ругательства и угрозы.

Между тем пес стоял у лаза в конуру, шерсть на загривке поднялась дыбом, из пасти вылетало угрожающее рычание.

Похоже, пес принял меня за ребенка. А ведь все знают, как собаки относятся к детям.

Хозяин, еще больше рассвирепев, замахнулся на собаку, она бросилась на него. Хозяин отскочил, ругая пса почем зря.

Мне эта сцепа показалась такой смешной, что я громко рассмеялась. И тут же оборвала смех: едва хозяин скрылся, пес просунул голову в конуру.

Я сжалась в комок и начала говорить собаке ласковые слова.

Пес вздохнул, шерсть на его загривке опала, он слабо пошевелил хвостом, пододвинул ко мне морду еще ближе.

Я страшно перепугалась. Но пес, обнюхав меня, еще раз тихонечко зарычал, хвост его начал болтаться приветливо…

И лизнул меня в лицо!

Все пережитое нахлынуло на меня, я разревелась. Плакала громко, меня всю трясло. А пес стоял возле конуры, как будто недоумевая, что случилось? Вряд ли он видел когда-нибудь плачущего человека. Он лизнул меня еще раз, чихнул, видно, мои соленые слезы пришлись ему не по вкусу, забрался в конуру и с протяжным вздохом улегся возле меня. Обессилев от нервного потрясения и слез, я незаметно для себя уснула…

Проснулась на рассвете. Пес лежал возле меня и крепко спал. Мои ноги затекли, я пошевелилась. Пес открыл глаза, зевнул, сладко потянулся. Я набралась храбрости и погладила его, почесала за ушами. Он вздрогнул: вряд ли кто-нибудь ласкал его.

А я думала: что же мне делать? Рассчитывать на чью-то помощь не приходилось. Оставалось одно: ждать, когда хлопцы вернутся в хутор и выручат меня.

«Может, — думалось мне, — как-нибудь исхитрюсь и сбегу…»

Хозяин появился в сенях, когда рассвело. Мне не было его видно, но скрипнула дверь и послышались шаги. Он шел к конуре.

Пес встал, ощетинился, высунул голову наружу. Должно быть, человек и собака встретились взглядами, и глаза пса ничего доброго человеку не обещали. Хозяин отошел от конуры, бормоча что-то.

Через несколько минут дверь комнаты скрипнула и хозяин опять подошел к конуре. Он поставил плошку с едой для собаки. Окликнул ее. Пес даже не шевельнулся.

Хозяин ушел. С полчаса он что-то делал в жилой половине, потом вышел, взял лестницу, используемую для подъема на чердак, вынес ее, вернулся, прошел в хлев, погремел там инструментами.

Позже я узнала, что хозяин жил бобылем, в дом к нему никто не заходил. Видно, соседи недолюбливали его.

Щелкнул замок. Мы остались одни в доме, я и собака. Прошло с полчаса, а я все не решалась вылезти из конуры, хотя мне страшно хотелось пить.

Подождав еще какое-то время, я все-таки вылезла, прошлась по сеням.

В углу стояла кадка с водой: я долго пила и все никак не могла напиться. В сумке, в которой я носила рацию и питание к ней, было яблоко.

Я съела его, предложила кусочек моему другу. Он понюхал, отвернулся и принялся за еду. Плошка была большая: видно, хозяин, уходя в поле, оставлял собаке на весь день что-то вроде супа с большим куском мяса и вареными картофелинами.

Я думала, что при таком росте пес очень много ест. Только потом я узнала, что собаки некоторых пород чем больше ростом, тем меньше едят. Во всяком случае, Дружок — я так назвала пса — не выхлебал и трети того, что было в плошке. Облизнувшись, он вернулся в конуру и заснул.

А я принялась обследовать место моего невольного заточения. Двери в жилую половину, в хлев и на улицу были заперты. На чердак без лестницы я забраться не могла. Даже махонькой дыры в стенах сеней не обнаружила, хотя перебрала все доски. Никаких инструментов, чтобы взломать замок, или гвоздя, чтобы открыть его, я не нашла.

Что мне оставалось делать? Залезла в конуру, подгребла под себя немного сена, под голову положила сумку со своим «Северном» (так назывался тип радиостанции, на которой я работала) и крепко заснула.

Разбудил меня голод. Ведь на рассвете яблоком я только заморила червячка.

Плошка стояла недалеко от конуры, запах мяса щекотал мое обоняние. Но я не знала, как Дружок отнесется к моему желанию разделить с ним еду.

Вылезая из конуры, я нарочно легонько толкнула пса. Он проснулся, взглянул на меня добрыми-добрыми глазами, словно бы спрашивая, зачем я его разбудила. Тогда я вылезла из конуры, нагнулась над плошкой и, зорко поглядывая на Дружка, выловила кусок мяса.

Вот верьте, не верьте, но мне почудилось, что пес усмехнулся. Ничем не выказав своего неодобрения, он поворочался, свернулся клубком и снова заснул.

Я поела мяса и картошки, запила «обед» прохладной, очень вкусной водой, вернулась в конуру, обняла Дружка, быстро согрелась и тоже уснула.

Хозяин вернулся поздно вечером. Я услышала, как щелкнул замок входной двери, вскочила и больно ударилась о потолок конуры головой: мне снилось, что сплю дома, и вот входит мама и зовет меня завтракать.

— Слушай! — сказал хозяин. — Я ничего плохого тебе не сделаю.

— Попробуй, попробуй только!

— Вылезай. Жрать небось хочешь?

— Твоя собака, хотя она и животное, оказалась человеком, добрым человеком и дала мне поесть из своей плошки. А ты скотина! Да нет, любая скотина лучше тебя! Убирайся!

— Ну и подыхай с голоду.

— Не подохну. Собаку ты должен кормить, иначе останешься без сторожа. А раз будет еда у нее, будет и у меня.

— Ишь ты! — пробурчал хозяин.

— Вот тебе и «ишь ты»! И заруби себе на носу: сплю я очень чутко, и, если ты попробуешь подойти ко мне ночью, я брошу гранату. Ей-богу, брошу! Сама погибну, но и ты погибнешь, подлец. Жалко только собаку. Вот погляди, я не вру. — И вытянула из конуры руку с «лимонкой».

— Может, она фальшивая, — проворчал хозяин.

— Подойди, узнаешь.

Хозяин не подошел.

Я сказала:

— Выпусти меня. Даю слово, ничего не скажу хлопцам, которые привели меня к тебе, не зная, что ты такая мразь.

— Это еще неизвестно, вернутся ли они. Дело их смертное. — Он рассмеялся.

А меня пробила дрожь. Ведь могло статься и так.

— Не век тебе прятаться в конуре. Ну ладно, я не спешу. А моей ты будешь, девчонка. Или выдам тебя швабам.

— Это будет стоить жизни тебе и им.

— Посмотрим.

Два дня хозяин не делал никаких попыток вытащить меня из конуры. Уходил он в поле на рассвете, возвращался к ночи. Однако на другой день после нашего разговора он не оставил собаке еду. Целый день мы маялись от голода. Хорошо, что еще была вода. Я пила сама, много пила собака. На третий день хозяин, видно, поняв, что собака отощает и сторож из нее будет никудышный, снова поставил плошку с едой.