Михаил Соколов - Искры

— Тянет. К земле. Как раз собирался с тобой говорить.

— Так ты же сеешь. Разве тут земля не такая?

— Не такая, Игнатыч. Все тут не такое — и земля, и трава, и речка. И даже воздух какой-то тяжелый и гнетет душу.

— Та-ак… — задумчиво протянул Леон. — Но ведь тебя лишили пая, выслали с хутора. Куда и зачем ты поедешь? Не понимаю.

— Заарендую у помещика соседнего десятин пять. Как-нибудь проживем, нам немного надо. А может, и пай возвернут: хочу в Черкасск лично к наказному поехать.

Леон не стал отговаривать Степана и только сказал:

— Ну, дело твое. Я думал, ты чему-нибудь научился за это время. Ты на сходках бывал и слышал наши речи… Неужели ты ни во что не веришь?

— И верить хочется, и сомненья одолевают. Слишком тяжелую вы задачу поставили себе, вы, мастеровые. Царь-то сильнее вас: у него одного войска несметное число.

— Но и мастеровых несметное число. А крестьян и тога больше. И народ все равно свалит царя, Артемович, попомнишь мое слово.

— Нет, Леон, ничего народ против властей и богатых не сделает. Вы вон бастовать вздумали, а какой толк? Побили вас, и на том дело кончилось.

Тягостное впечатление произвел этот разговор на Леона. Возвращаясь домой, он все думал о словах Степана, как вдруг услышал всплески воды на речке. Кто-то ловил рыбу бреднем. Из-за камышей донеслись голоса;

— Нет, Иван Павлыч, Дорохов — это шельма хитрая.

— Не называй меня по имени. У них где-то тут недалеко квартира.

— Ну и черт с ней, с квартирой! Леон…

— Кажись, сазан тронул за ногу.

— Сазан? Тогда кончаем разговоры. Я только хотел предупредить тебя, Иван Павлыч. Леон норовит твое место занять.

— Не называй по имени — маленький, что ли?.. Я готовлю кое-что такое, что ему не поздоровится. Месяца через полтора он у меня будет тише воды, ниже травы…

Леон во втором рыбаке узнал Зайца и усмехнулся: «Так, Иван Павлыч… Месяца через полтора, говоришь? Ну, а мы приготовим вам кое-что раньше», — мысленно ответил он Ряшину и, нагибаясь и прячась за тростником, быстро пошел по тропинке.

Алена встретила его дома недовольным ворчаньем:

— Не понимаю я вас, политиков. Что вам — деньги платят, что вы день и ночь бегаете, чи медом там кормят?

— Счастье не в деньгах, женушка, — миролюбиво ответил Леон. — Счастье в том, что ты пробуждаешь народ и открываешь ему глаза на жизнь… Если тебе интересно, можешь ходить со мной на кружок. Разговоры у нас бывают горячие, и тебе скучно не будет.

— Я и дома наслушалась. Еще чего не хватало, по балкам ночами я буду таскаться. Не женское это дело. Удивляюсь, как Ольга бегает по ночам вместе с мужиками. От скуки, должно, что никто замуж ее не берет.

— Вот уж ты действительно от нечего делать сказала, — недовольно проговорил Леон. — Ольга дело делает, и не хуже мужчин, да, кстати, беспокоится и о вас, женщинах, чтобы вы были равноправными с мужчинами во всей жизни.

— Это ей нужно такое равноправие, а мне оно без интересу.

— Пустые у тебя мысли, — нахмурился Леон, — Ты разве не женщина?

— Я жена.

— Которой нужен только муж?

— Которая не нужна своему мужу!

Обидно было Леону слышать такое от Алены, но возражать — значило бы поссориться, а ссориться ему не хотелось. Шумно вздохнув, он закрыл глаза и погрузился в глубокий сон.

Алена взглянула на неподвижное лицо его и, задернув полог, подумала: «Неужели я всегда буду одна и одна, как богом проклятая? Умереть же можно от такой жизни!» Что ей делать и как вести себя с Леоном? Да, она дала ему слово больше не мешать заниматься революционной работой и честно выполняет свое обещание. Но неужели вечно будет продолжаться ее одиночество?

Через час, услышав гудок, она еле разбудила Леона.

Леон весь ушел в подпольную работу. Вместе с Ткаченко, Ольгой и Рюминым он печатал листовки и распространял их среди рабочих завода, читал на сходках, на занятиях кружковцев книгу «Что делать?» и оттиски из газеты «Искра», вербовал в свой кружок людей и уже создал из него «десятки», собирал деньги в фонд «Искры» и отсылал их Луке Матвеичу.

Как-то вечером к нему явился странный гость с Кавказа. Ни фамилии своей, ни имени он не назвал, а отрекомендовался торговцем. Леон с усмешкой спросил:

— Ну и что вы думаете продавать или покупать?

Гость с характерным акцентом ответил:

— У вас ничего, другим фрукты везу, в Харьков. Если вы Леон Дорохов, к вам имею дело. Вихарь… у вас есть такой знакомый?

— Вихряй.

— Он работает?..

— В ваших краях, в Батуме, — ответил Леон.

Гость, однако, более подробно расспросил о Вихряе, и, убедившись, что попал по верному адресу, на чистом русском языке сказал:

— Тогда вот вам посылка. — И передал Леону пухлый пакет от Вихряя. В пакете были вырезки из газеты на грузинском языке. Леон повертел их в руках, с недоумением посмотрел на гостя.

— Тут же не по-нашему написано, я ничего не пойму.

Гость улыбнулся, и во рту у него ослепительно сверкнули белые зубы.

— Нет, тут все написано по-нашему. Читайте письмо.

Вихряй сообщал, что посылаемые с верным человеком, Вано Леонидзе, вырезки статьи из грузинской газеты «Борьба» и что податель письма сможет сделать перевод.

Леон поднял глаза и встретился с добродушным взглядом темнокарих глаз кавказца.

— У вас, кажется, недавно была большая стачка? Я вам прочту по этому поводу кое-что интересное. — Вано Леонидзе взял вырезку из грузинской газеты и перевел:

«…Даже простая, небольшая стачка в упор ставила перед рабочими вопрос о нашем политическом бесправии, сталкивала их с властью и вооруженной силой и явно доказывала недостаточность исключительно экономической борьбы. Поэтому вопреки желанию этих самых „социал-демократов“ борьба с каждым днем все более и более принимала явно политический характер…»

— Вам понятно, о каких «социал-демократах» здесь идет речь? — спросил Вано Леонидзе.

Леон взял бумагу, карандаш, положил их на столе перед гостем.

— Напишите мне это… Все напишите, что сказано в этих вырезках…

Наутро, прощаясь, Леон еще раз поблагодарил гостя за перевод и спросил:

— Что же вы не сказали, товарищ Вано, кто написал эту статью о наших задачах?

— Коба, — ответил Вано, — Руководитель закавказских социал-демократов — ленинцев.

— Расскажите нам подробнее о Батумской демонстрации, — попросил Леон.

И Вано Леонидзе не уехал в тот день. Вечером на сходке кружковцев он подробно рассказал о событиях в Батуме и в Закавказье.

На более узком совещании было принято решение организовать в Югоринске политическую демонстрацию. Но немного спустя приехал Лука Матвеич и, выслушав план подготовки демонстрации, отменил решение.

— Нет, — сказал он, — Сначала проведем общее собраний всех кружковцев и узнаем наши силы. Поднять сразу всех рабочих на такую демонстрацию — дело нелегкое. Пока назначаем общую сходку кружковцев.