Михаил Соколов - Искры

— Все равно пропадать! — ответил Федька и, кинув на снег гармошку, присоединился к своим друзьям.

В казенке, за решеткой, на полках стояли бесчисленные бутылки и четверти с водкой. Запасные сорвали с петель запертые внутренние двери и бросились за прилавок.

Бутылки со звоном посыпались на пол. Резко запахло водкой.

— Громи-и!

К казенке со всех сторон бежали запасные, случайные прохожие и исчезали в здании.

Выбежав на улицу с бутылками в обеих руках, Федька увидел испуганных женщин и скомандовал:

— В магазины! Накормить их шоколадами! — И многолюдная толпа хлынула за ним по улице, угрожающе потрясая кулаками.

Вот она окружила самый богатый магазин, и звон стекла, треск дерева наполнили улицу. Из дверей, из окон полетели копченые окорока, круги колбасы, головки сыра, плитки шоколада, пачки печенья — все это тут же частью расхватывалось, а больше растаптывалось ногами и смешивалось с водой и грязью.

Тревожные свистки полицейских терялись в шуме голосов, и на них никто не обращал внимания.

В это время со стороны базара показалась другая толпа. Она была молчалива, угрюма, люди шли по улице рядами, как солдаты, — в черной блестящей от угля одежде, с обушками на плечах, с лампами на шее.

Вот в гуще ее вспыхнуло что-то красное, взвилось над головами алым полотнищем, и дружная песня грянула и покатилась над городом:

То шли шахтеры, тяжелые, неторопливые, со сверкающими белками глаз, и все расступались перед ними, освобождая дорогу.

— Долой войну! Да здравствует свобода! — раздался голос из середины колонны.

— Долой самодержавие! Да здравствует революция! — подхватили шахтеры.

Впереди шли два рослых человека: переодетый Чургин и Иван Недайвоз.

Запасные выбежали из магазина, несколько мгновений стояли, ничего не понимая, но Федька узнал Ивана Недайвоза.

— Братцы! — крикнул он друзьям. — Шахтеры идут! Становись рядом с ними!

И запасные присоединились к демонстрантам и пошли по улице, то и дело весело поглядывая на алый флаг, прислушиваясь к словам песни и подпевая.

Варя протиснулась к Чургину, достала из-за пазухи красное сатиновое полотнище. Чургин быстро прикрепил концы его к древкам-держакам обушков и вместе с Иваном Недайвозом поднял над головой.

— «Долой самодержавие!», «Долой войну!», — прочитала Настя и мысленно сказала: «Долой ее, проклятую! Верное слово».

Когда демонстранты достигли центра города, показались казаки и рысью пустили коней на шахтеров. Передние ряды остановились, но Чургин, обернувшись, спокойно сказал:

— Вперед, товарищи!

Подскакал офицер, визгливо крикнул:

— Разойди-и-ись!

Но шахтеры продолжали идти.

— В пле-е-тки-и! — подал команду офицер И тогда шахтеры пустили в дело обушки и лампы. Улица огласилась криками, свистом нагаек, храпом лошадей; казаков стаскивали с седел, отнимали плетки, а демонстранты все шли и шли по улице; и над ней, над городом, как клич, как тревожный гул набата, гремело:

…У Чургиных долго ждали Федьку в тот вечер, но он так и не пришел. Утром следующего дня Настя и Варя пошли на розыски его и узнали, что он арестован. А еще через несколько дней Федьку отправили на передовые позиции. Поплакала Настя и уехала в Кундрючевку.

Далеко не все шахтеры с рудника Шухова вышли на демонстрацию. В одной артели рабочие заявили, что им невыгодно выступать против хозяина, потому что они сами заинтересованы в увеличении выработки: больше добудут угля — больше заработают. Были и такие в артелях, что говорили: если артели будут бастовать, Стародуб сдаст уступы подрядчикам.

Чургин знал об этих разговорах и раньше, но не придавал им большого значения. Отказ артельных шахтеров участвовать в демонстрации заставил его задуматься. Артели, которые он создавал с таким трудом, вдруг становились помехой в революционной работе, а артельные рабочие начинали чувствовать себя маленькими подрядчиками. Посоветовавшись с друзьями, Чургин решил упразднить артели и перевести всех артельных рабочих в конторские.

Стародуб узнал о его распоряжении, когда все артели в лавах нового горизонта были уже упразднены.

Загородный начал агитацию через своих единомышленников:

— Чургин-штейгер пошел против Чургина-десятника. Он ликвидировал свои же артели потому, что это мешает хозяину шахты выжимать соки из рабочих.

И на шахте пошла недобрая молва о Чургине. От него стали отворачиваться, когда он появлялся в лавах, с ним не хотели разговаривать, когда он спрашивал о чем-либо. В одной лаве на его вопрос, почему плохо идет выдача угля, шахтер ответил ему:

— А это вы узнайте у своей паровой лебедки, почему она с конторскими шахтерами плохо работает. Вы же сами с хозяином порешили артели, ну, с себя теперь и спрашивайте.

Шахтер этот был когда-то соседом Чургина по квартире и не раз бывал у него и тем не менее сказал это с такой ненавистью, будто перед ним был сам Шухов.

Другие шахтеры бросили работу и стали свертывать цыгарки.

Чургин посмотрел на бывшего соседа светлыми, ясными глазами и спокойно спросил:

— Ну, ну, еще что интересное носишь в голове, Федосей?

— А то, что вы стали хозяйским лакеем! — зло бросил шахтер.

Чургин не усмехнулся и не рассердился, а тем же ровным голосом проговорил:

— Дурак ты, Федосей. — И строго приказал: — Через два часа в лаве чтоб было чисто… После работы зайдешь ко мне домой, — сказал он, уходя, шахтеру. — Кстати, жену прихвати, Чургин ушел, а шахтеры взялись за обушки и молча стали рубать.

Говоривший с Чургиным шахтер смущенно вернулся на свое место, взял санки и с ожесточением поволок их в штрек. Потом остановился и крикнул товарищам:

— Чего же вы молчали? Ведь он всех вас обозвал дураками.

Старый полуголый шахтер обернулся к нему и-ответил:

— Врешь. Это он тебя дураком назвал. И правильно сделал. — Сплюнув от досады, он укоризненно добавил: — Эх, голова! Какого человека обозвал «хозяйским лакеем»!

В восточной лаве Чургин, едва пройдя на коленях через печку, услышал спор.

— Бастовать надо, и все дело! Мы ему не подрядчики, что он так с нами…

Чургин погасил лампу и бесшумно приблизился к спорившим.

— Нет, бастовать — это не такое простое дело. Это дело политическое, — возразил низкий, степенный голос. — А политические дела это такие, какие направлены против властей. Что ж, по-твоему, Чургин — губернатор или капиталист? Чургин — это ты, я и все шахтеры. Мы ему дали такую голову, что на ней инженерские молоточки засверкали. Так что ж мы обушками будем бить по этой голове? Нет, брат, лучше я тресну по твоей башке, чтобы она лучше соображала, где свои, а где чужие… Не нужны нам артели! Мы не хозяева тут. Шухов хозяин. К никаких забастовок я делать не буду из-за артели и вам не советую, — сердито закончил голос.