Михаил Соколов - Искры

Дойдя до квартиры Чургина, он взглянул на освещенные занавешенные окна и прошел мимо. Но на перекрестке улиц оглянулся, сделал круг и, войдя во двор Чургиных через соседний двор, поднялся на крыльцо и дернул проволоку звонка.

Чургин сидел в спальне, за маленьким столиком, и писал план доклада на предстоящей сходке. Перед ним лежали раскрытыми несколько нелегальных книг, газеты с подчеркнутыми строками. В зале же, на большом столе, была разложена литература по горному делу, таблицы логарифмов, чертежи.

В передней Ольга громко читала Никите Чургину сказку. Малыш стоял у ног ее, кулачками подперев голову, — белоголовый, с блестящими голубыми глазами, в штанишках с помочами через плечи и в ботиночках, и смотрел на красочные картинки книжки.

Возле стола сидела Варя и чинила детскую одежду.

Когда глухо задребезжал колокольчик, Ольга переглянулась с Варей, положила книжку на стол и торопливо пошла открывать дверь.

Варя отложила в сторону белье, сняла очки и стала раздевать сына.

— Не хочу спа-ать! Хочу сказки слушать, — заплакал малыш.

— Я вот тебе дам сказки! Сказала — спать, значит спать. Сказка никуда не убежит, завтра дочитаем, — сказала Варя и, подхватив малыша на руки, унесла его за перегородку.

Чургин быстро убрал газеты и книги и вышел в зал. Взяв толстый синий карандаш, он поставил ногу на стул и наклонился над планом, будто задумался.

В переднюю вошел Лука Матвеич и негромко сказал:

— Добрый вечер! Не ждали?

— Лука Матвеич, да неужели это вы? — воскликнула Ольга.

— Никогда не узнала бы вас, если бы встретила, — послышался вслед за тем голос Вари.

Чургин вышел в переднюю, заулыбался.

— А-а… сколько лет, сколько зим, старина! Давно, давно ждем… — сказал он и обнял Луку Матвеича.

Войдя в зал, Лука Матвеич взглянул на книги по горному делу, на план шахты, спросил:

— Опять думаешь удивить шахтерский мир?

— Бутафория… К докладу готовился. А вообще заложили со Стародубом новую шахту. По всем правилам передовой техники решили делать. Прекрасная будет шахта!

— Удивительное сочетание: человек роет подкоп под капиталистов и одновременно строит им новое первоклассное предприятие, — усмехнулся Лука Матвеич, рассматривая чертеж.

— Но эти первоклассные предприятия нам же когда-нибудь и достанутся!

— К этому дело идет… Стародуб не левеет?

— Медленно.

— А Симелов?

— Опять поехал на съезд земцев в Москву.

— Этак он завтра переметнется к кадетам.

— Он за решительное ограничение монархии. Но, если мы ее свалим, тоже не будет сожалеть. В большем на него рассчитывать пока нельзя.

За чаем Лука Матвеич рассказал о новостях, о сходке в Югоринске и об исключении Ряшина из партии. В комнате было душно, потому что окна были закрыты и занавешены изнутри, и Лука Матвеич то и дело вытирал платком голову и лицо.

Ольга слушала его, и все время хотелось ей спросить о Леоне. Она заглянула в саквояж Луки Матвеича и извлекла из него брошюру «Две тактики…» Перелистав ее, она подошла к Чургину, поднесла брошюру к его лицу.

— Вон она где, оказывается!

— Спрячь, а то увезет еще. И попотроши тот саквояж, быть может там еще кое-что есть.

Лука Матвеич усмехнулся, а Ольга стала извлекать из саквояжа литературу.

— «Монистический взгляд на историю»… «Людвиг Фейербах»… «Нищета философии», — читала она.

Чургин удивленно обернулся, потом встал и тоже присел на корточки возле саквояжа.

Варя насмешливо заметила:

— Ну, теперь совсем спать не будет и Ольгу возле себя засушит.

— А она тоже мало спит? — спросил Лука Матвеич.

— Учит же он ее! Леона выучил так, что Алена теперь и не рада, что вышла за него. Потом штейгера Соловьева все просвещал, потом Ивана Недайвоза, а теперь и до Ольги очередь дошла. Скоро всю шахту домой будет водить и тоже учить. Это же беда, какой ученый стал! А женился, был такой тихий и п]эо книжки небось не говорил.

— Ай-я-яй… Обманул, бисов сын! — шутил Лука Матвеич.

Встав из-за стола, он сделал несколько шагов по комнате, то вытирая голову платком, то помахивая им возле лица, затем задумчиво проговорил:

— Да-а, Леон-то выучился и других теперь учит, а вот жену перевоспитать не сумел. И это плохо, очень плохо. Мещанская любовь эгоистична и годится только для тех, кто свои маленькие, личные интересы ставит превыше всего. А Леон далеко ушел от этого, и Алене его теперь, пожалуй, не догнать Другая спутница в жизни ему нужна, — заключил он и добавил — Моя старуха в молодости бывало листовки переписывала, да и в полиции приходилось сидеть, и ничего, даже гордилась этим.

Чургин взглянул на Ольгу, румяную, со смущенно опущенными длинными ресницами, и тихо спросил:

— Слыхала?

— Слыхала, — ответила Ольга, и щеки ее еще больше зарделись румянцем.

Лука Матвеич не мог задерживаться в Александровске, и Чургин, не имея возможности созвать общерудничную сходку рабочих-активистов, устроил на другой день небольшое собрание в шахте. Лука Матвеич рассказал активистам о событиях в стране и о задачах, поставленных перед партией третьим съездом.

Совещание происходило в выработанной лаве. Все лежали на штыбе, в абсолютной темноте, Луки Матвеича не было видно, и оттого, что говорил он в сырой, пахнущей плесенью расщелине, голос его звучал глухо.

Лука Матвеич сообщил о том, что Витте начал мирные переговоры с Японией, что самодержавие хочет любой ценой закончить войну, чтобы развязать себе руки внутри страны и подавить революцию. Потом рассказал о событиях в Одессе и в Черноморском флоте и продолжал:

— Царь, говорят, просил германского кайзера придвинуть к русским границам несколько дивизий на случай, если Витте не удастся выторговать мир у Японии. Напрасные надежды! Задушить революцию уже нельзя. Весь народ поднимается на вооруженную борьбу с царизмом. В Тифлисе прошла демонстрация в связи с похоронами товарища Цулукидзе, друга товарища Кобы. Сейчас тифлисские рабочие опять бастуют и весь Тифлисский уезд объявлен на военном положении, а в Горийском уезде происходят волнения среди крестьян… В Лодзи дело дошло до восстания рабочих и вооруженной битвы на баррикадах. В Новой Александрии воинские части вступили в бой с казаками. В Нижнем-Новгороде, в Ростове, в Иваново-Вознесенске, в Туле, в Минске, в Риге, в Варшаве начались всеобщие политические стачки, столкновения рабочих с казаками и черносотенцами. Революция ширится и захватывает все новые города. Однако это лишь подготовка к решительной битве. Наша задача — готовиться к этой битве как можно энергичнее. Надо учить рабочих выступать организованно, смело выходить на улицу, на демонстрацию. Пусть у вас сегодня станет одна шахта, а не пять, но станет сразу, в один час…