Александр Лозневой - Крепость Магнитная

— Не ошибка это — халатность!

— Что, что? — переспросил Сарматов, как бы не веря, что кто-то посмел так плохо отозваться о его деятельности.

— Не только халатность, вредительство, — бросил пожилой каменщик.

— Тихо! — поднял руку комсорг Плужников. — Вопрос ясен. Мы, комсомольцы и молодежь, собрались на этот летучий митинг решить, как быстрее ликвидировать прорыв. Очень хорошо, что многие выступили здесь с критикой, высказались, не взирая на лица. Мы еще раз обращаемся к вам, товарищ начальник, примите меры. Так дальше нельзя… Не курятник строим, блюминг!

— Не блюминг, а блуминг, — подчеркнул Сарматов.

— Так по-русски не говорят.

— Блуминг — английское слово. И его следует произносить так, как произносят англичане.

— Глубоко извиняюсь, — поднялся Иван Кузьмич. — Мы собрались обсуждать не слова, а наши дела. Не все ли равно, как мы будем называть новый цех — блуминг или блюминг, важно, чтобы он скорее вступил в строй! А это зависит только от нас и ни от кого больше. У нас есть все возможности для досрочного завершения стройки. Нет лишь одного — организованности. Давайте же сегодня во всеуслышание скажем: долой расхлябанность!.. Будем и впредь брать в клещи критики тех, кто нерадиво относится к выполнению своих обязанностей. Критика — движущая сила партии, а значит, и общества. Виновен я — не щадите! Только так можем изжить недостатки, преодолеть трудности, пока они не захлестнули нас.

Послышались громкие аплодисменты.

Многие думали, митинг на этом закончится. Но прораб, помолчав, продолжал:

— Лебедка — капля в море. Придет время, и мы создадим настоящую механизацию. Применим автоматику. Все это будет. Но пока у нас ничего этого нет и нам угрожает срыв промфинплана, предлагаю от имени партийного бюро объявить субботник! Не поднесем кирпич сегодня, завтра можем оказаться в еще более глубоком прорыве.

Он первым взялся за лопату, начал расчищать дорожку. Вооружившись ломом, Платон принялся откатывать бревна в сторону. Антонио стал помогать ему.

— Ладно, — сказал он. — Соломы много, завтра матрац набьешь!

Меж тем, уложив на «козу» пятнадцать кирпичей, комсорг Плужников бойко пошел наверх. Вскоре оттуда донесся его голос:

— Пять ходок, не менее!

— Шесть! — отозвался Глытько.

— Десять! — перекрыл всех Ладейников.

Богобоязный тоже взялся за «козу»:

— Внимание! Идет соревнование! — вроде в шутку стал выкрикивать он. — Первый приз — поцелуй табельщицы!.. Маша, приготовьтесь!

Маша, стоявшая рядом, неожиданно замахнулась метлой. Колька попятился и упал вместе с «козой». Кирпичи разлетелись в стороны. Сконфуженный, злой подступил к табельщице:

— Дура! Тут же и целовать больше некого.

— А вон кобыла пасется!.. У-у, пивом от тебя, как из бочки!.. Пять кирпичей взял и тех не донес. А сам туда же — соревнование. Воистину, куда конь с копытом, туда — рак с клешней!

— Раскудахталась! Кому ты нужна такая!..

— Трепач! — сплюнула Маша.

Ладейников вернулся в землянку, когда уже было темно и высоко в небе роились звезды. Выложил на стол селедку, серый, похожий на мыло, марципан, который давали участникам субботника по талонам, и они с Янкой принялись за ужин. Запили селедку чаем и, пользуясь тем, что Роза была на дежурстве, решили почитать: благо в лампе полно керосину, до рассвета хватит. Статья в «Правде» глубоко взволновала обоих. Тревожной была международная обстановка. На Дальнем Востоке участились провокационные вылазки японцев. На Западе открыто бряцали оружием фашисты.

Пахло войной.

Кончив работу, Галина обтерла турбогенератор полотенцем, вымыла руки с тырсой и, как была в спецовке, поспешила домой. Она не позволяла себе задерживаться: а вдруг что случится с Аленкой? Была бы в яслях, а то — на руках соседки. Соседка Настя — добрая, заботливая женщина, но у нее своих тысяча дел. И мужа на работу проводи, и детей собери в школу, и постирай, и в магазин сбегай. Хорошо еще, когда есть продукты в магазине, а то их часто не бывает, вот и бежит через всю стройку на рынок. Но и это не все, Настя Котыга, как и многие женщины, работает. И присмотр за Аленкой для нее — тысяча первое дело. Работа в кубовой, в общем-то, несложная. Но какой бы она ни была, ее надо выполнять. Настя подымается чуть свет, таскает уголь, дрова, заливает котлы водою. Проснутся работяги, а у нее уже и чай готов. Милости просим!.. А то вернутся мужики с работы — портянки или там носки постирать — пожалуйста, горячая вода всегда есть.

Войдя в комнату и не застав соседки, Галина поняла: Настя занята детьми, которых у нее трое и все школьники. Тихо, на цыпочках, подступила к кроватке, залюбовалась спящей Аленкой. Казалось, ни один ребенок на свете не сравнится с нею. Тонкие, будто нарисованные, брови, полные губы…

Сквозь сон, почуяв близость матери, девочка открыла большие черные глаза и заплакала. Склонившись над кроваткой, мать залепетала какие-то особенные, предназначенные только для дочери, слова, считая, видимо, что малышка так лучше поймет ее. Заулыбалась, зашепелявила, нарочно подделываясь под детский язык, цыпленком, рыбкой, зеленым горошком называла, сказку про Кота Котовича сказывала — про Кота Котовича, про Иван Петровича…

Ничего не смысля, девочка притихла и вскоре опять заснула. Галя осторожно отошла в сторонку: не разбудить бы! Стала искать, чего бы поесть, подкрепиться; за весь день только и ела, что тарелку супа в столовой. Да и суп — пустой. Открыла тумбочку — шаром покати: не то что куска хлеба, корки завалящей не осталось. Надо в магазин идти. Пока искала сумку, дочка проснулась, заворочалась в кроватке.

— Что с тобой, маленькая?

Потом сидела у кроватки и совсем тихо напевала:

Длинные Аленкины ресницы смыкались, она, казалось, засыпала, но стоило шевельнуться, привстать, как опять начинала хныкать. Расстегнув кофточку, мать потянулась к дочери маленькой — с кулачок — грудью, ткнулась соском в губы…

Дочь спала, а она сидела и думала о своей нескладной судьбе. Горька женская доля! Скоро полгода, как муж уехал, и вот — не возвращается. Прислал открытку с дороги, и на том все кончилось. Да и слова в той открытке — казенные, сухие, написаны будто не им, а кем-то посторонним.

«Может, его и в живых нет? — спрашивала себя Галина и так же мысленно отвечала: — А куда он денется? Разве что крушение. Да нет же, какое там крушение! Случись что с поездом, давно бы стало известно. От людей не скроешь».

Порой терзалась мыслью: муж, наверное, заболел и лежит в больнице. Лежит с гриппом или воспалением легких, встать не может. Лежит и не знает, что у него есть доченька. Маленькая, глазастая. И она, мама, сама дала ей имя. Хорошее имя выбрала: Аленка, Аленушка…