Петр Смычагин - Тихий гром. Книги первая и вторая

— Христос с тобой, Аннушка, да что ты? — Матильда Вячеславовна обняла невестку, глядя в округленные глаза ее.

По щекам Анны, трясущимся и густо выбеленным, пробежали слезинки, оставляя мокрый след.

— Т-там… т-там!.. — заикалась она и тыкала рукой в творило подпола, опасливо пятясь от него. — Белый!.. Сюда шел!..

— Да что ты, матушка! Успокойся! Показалось тебе это. Какой там еще белый?

Дождавшись, пока Анна малость утихла, Матильда взялась мед собирать в крынку.

— Витя, Вичка, — обратилась она к сыну, — полезь туда, погляди, кто там у нас объявился.

«Витечка» она всегда произносила скороговоркой, оттого выходило у нее «Вичка».

Виктор Иванович не спеша опустился в подпол и через короткое время возгласил оттуда:

— Х-хе, волк тебя задави, Аннушка! Да кому же тут быть! Хоть слезь сюда да сама при мне погляди — никого нету.

— Что ты, что ты, Вичка! — зачастила Матильда и, пониже наклонясь над черепками от махотки, собирая их, едва заметно ухмыльнулась. — Пусть она успокоится, в себя придет, а потом мы с ней там побываем. Сегодня-то уж не надо этого делать.

Заморозивший Анну страх отнял у нее силы — присела на краешек лавки, к столу.

А Виктор Иванович, выбравшись из подпола, бросил на проем крышку, придавил тяжелым сапогом и, ни слова не говоря, вышел во двор. Минут через пять вернулся.

— А ведь я знаю, откуда испуг твой образовался, — лукаво прищурил он глаз и потянул себя за шнурок правого уса. — Мучку-то, волк тебя задави, приняла у мужиков?.. Приняла, да боялась — вот мешок белый тебе и померещился в темноте. Не бери в другой раз. — И, подойдя вплотную к жене, обнял ее одной рукой, другой погладил по голове, как ребенка. — Ну, прошли, что ль, все твои страхи?

— Ой, прошли, знать! Нечистый попутал — сроду ни у кого не возьму…

— Ну, вот и славно, — проговорил Виктор Иванович, отходя от Анны и раскуривая толстенную самокрутку. Курил он беспрерывно. — А теперь пойди на улицу да разыщи Ромашку… Где он запропастился. Нужен он мне. — И закашлялся громко, с перехватами. — Да сама-то не совестись на людях, не болтай, как испугалась.

— Витя, Вичка, — усмехнулась Матильда, когда захлопнулась дверь за невесткой, — эт зачем же ты ее вниз-то звал? А ежели б она не побоялась туда спуститься?

— Х-хе! — засмеялся Виктор Иванович. — Да где ж ей столько смелости взять! Слаба она против нечистой силы. — И круто пошел в горницу к столу, где у него была разложена бумага.

— Влетишь ты когда-нибудь со своими шалостями, — погрозила вслед сыну Матильда Вячеславовна и, чуть-чуть приподняв западню, спросила негромко:

— Пить, что ль, захотел, родной?

— Пи-ить, — слабо послышалось оттуда.

Бабка налила полный кувшин квасу, опять приподняла повыше западню, позвала:

— Возьми вот. До вечера, чай, хватит.

В сенях послышались шаги — кувшин, словно живой, нырнул в подземелье. Матильда, захлопнув крышку, ступила на нее и как ни в чем не бывало сунулась к шестку, раздвигая горшки, потянулась к заслонке.

— Где папашка? — запыхавшись, выдохнул Ромка с порога.

— А ты не шуми, — одернула его Матильда. — Раз позвал домой, — значит, дома.

— Покорми его, бабушка, — послышался голос Виктора Ивановича. — Сейчас я закончу.

— Теперь весь выигрыш Ваньке достанется. Все свои бабки ему я отдал, — сокрушался Ромка, влезая за стол.

Пока Матильда кормила внука, плеснув ему щей в деревянную чашку, Виктор Иванович пошел во двор, вывел из конюшни своего Рыжку, на котором всегда ездил, бросил на спину коню потник и закрепил его самодельной подпругой. А по верху потника перекинул короткую веревку с петлями на концах, получилось некое подобие стремян.

— Ромашка, — спросил Виктор Иванович, вернувшись в избу, — ты хочешь быть гусаром?

— Хочу, — выпалил сын, облизывая почерневшую, обглоданную по краям деревянную ложку.

— А кто такой гусар, знаешь?

— Это такой, с усами. В высокой шапке… Я у бабушки в книжке на картинке видел.

— К-хе, волк тебя задави, с усами! Да и без усов можно скакать на коне. Еще как! Поди-ка сюда… Наелся, что ль?

— Наелся, — бодро ответил Ромка и по-солдатски вытянулся перед отцом.

— Вот чего, Ромашка, — сказал Виктор Иванович, присаживаясь на лавку и поставив сына между своих колен. — До города дорогу найдешь? Не собьешься?

— Найду, — подхватил на лету Ромка.

— А на Болотной улице избенку помнишь, куда мы с тобой заезжали на прошлой неделе? — по голубым глазам Виктора Ивановича пробежала ненастная тень, однако тут же запрыгали в них веселые лукавинки. — Ну, тетку Зою помнишь, какая тебя сусальным петушком угостила?

— Да помню, что я, маленький, что ль? Мы ж тама уж сколь разков с тобой бывали!

— Ну, смотри не пролети! Вот тебе пакет, — Виктор Иванович, достав из бокового кармана запечатанный конверт, велел Ромке подобрать рубаху в штаны, подвязал их потуже шнурком и только после этого засунул пакет за пазуху сыну.

— Теперь лети, взвивайся, никому в руки не давайся! — Виктор Иванович тяжело опустил обе руки на плечи сына. — Пойдем, провожу.

Во дворе Виктор Иванович взнуздал коня, подсадил на него Ромку и, отворяя скрипучие, шаткие во всех стыках воротца, наказал:

— Увидишь встречных или догонять станешь кого — сворачивай в степь. В разговоры ни с кем не ввязывайся. Про пакет никто не должен знать. Отдашь в руки тетке Зое или ее мужу, дяде Авдею, понял?

— Понял, — поморщился от длинных, и, как ему казалось, ненужных наказов Ромка, разбирая повод. — А ежели мамашка вон тама у лога встренется, чего я ей скажу?

Ромка догадывался, что дело, порученное отцом, делается втайне от матери, и потому опасался ее более, чем кого-либо. «Чужому-то хоть чего соври, — думал он, — а ей ведь надо сказать, чтобы на правду походило».

— Скажешь, что я послал тебя в город за бумагой для писем.

Виктор Иванович заботливо подправил веревочные стремена, отломил от нового плетня вицу, подал.

— Возьми вот хворостинку, может, где подогнать придется Рыжку. Да не загони его, слышишь?.. Ну, — хлопнул по крупу коня ладонью, — скачи!

От тряски руки у Ромки запрыгали, как крылышки у неоперившегося цыпленка. Под копытами коня запылила дорога.

Матильда так и простояла возле шестка с цигаркой, пока не вернулся сын.

— Рано, Витек, послал ты мальчишку в такую дорогу, — сердито сказала она. — Либо шею себе сломит, либо нас под монастырь подведет.

— Когда-то же надо связного заводить…

— Рано! Не спорь.

— Чего ты волнуешься, мама. Ромка шустрый, смекалистый. — Виктор Иванович снова присел на лавку и, бросив кепку рядом с собой, принялся скручивать из газеты новую цигарку, хотя окурок от прежней закрутки еще дымился под усами. — Ничего ни с ним, ни с нами не случится в любом разе: написал я так, что никто, кроме Авдея, не разберет.