Петр Смычагин - Тихий гром. Книга третья

Солдаты наперебой стали пересказывать разговор с Лобовым, а Паша даже пытался изобразить его в лицах. Слушая их, Петренко перестал отряхиваться, повернулся и вышел. Все подумали, что направился он к взводному, поскольку тот его искал, а Петренко, шлепая по грязи, торопился обратно к Малову.

Он только что получил задание от поручика. Сопровождать группу разведчиков в тыл должен Лобов. И хотя не понравилось это Петренко, сразу возразить не посмел, а теперь шел с твердым намерением отказаться от Лобова. Случай в солдатской землянке насторожил Петренко и придал ему решимости.

Малов удивился возвращению Петренко и сразу спросил тревожно:

— Случилось что-нибудь, Антон Василич?

Оставаясь наедине, они с недавних пор называли друг друга по имени-отчеству. Шли к этому долго и осторожно, зато теперь каждый знал о другом главное: общая идея связала их накрепко. Малов не состоял ни в какой партии, но, хорошо зная обстановку в стране, он трепетно ждал перемен и силился понять, на чьей стороне большая человеческая правда, за кем пойдет народ и как это все, образуется в итоге. Открытая печать не давала ответов на такие вопросы. Первый подпольный листок совершенно неожиданно обнаружился в газетах, подаренных знакомым журналистом. Это было странно. И, несмотря на то, что с Петренко теперь объяснились, тот первый случай так и остался загадкой.

— Так что же случилось? — повторил поручик и указав на табурет, добавил: — Садись!

Возрастом были они почти одинаковы, Петренко даже на год постарше, но разница положения сказывалась постоянно.

— Да не знаю, как и начать, Алексей Григорич… — начал Петренко, присаживаясь.

— Придется как-нибудь начинать, коли за тем вернулся.

— Н-нельзя ли под каким-нибудь предлогом оставить нашего прапорщика дома? Без него мы надежней справимся.

— А что, — живо спросил, поручик, — есть какие-то реальные опасения?

— Ничего такого нет, да ведь заегозится где в неподходящем месте — либо дело испортит, либо на грех кого наведет.

— М-да-а… А все-таки, видимо, что-то произошло? Почему же сразу об этом не было сказано?

— Пока я здесь был, забегал он к нашим — накричал, обругал всех… А вид солдатской вши прямо-таки в бешенство его приводит. Но разве люди виноваты, что помыться им негде и белья другого нет?

— Видите ли, Антон Василич, я, к сожалению, уже сообщил ему о задании… Правда, в самых общих чертах… Н-но, действительно, что-то надо придумать для его же блага… Ведь непосредственное исполнение задачи все равно на вас, а прикрытие обеспечит второе отделение… Хорошо! Спасибо за подсказку. Так всем удобнее будет. А я непременно найду — да нашел уже — способ отвлечь его совершенно корректно. Идите, Антон Василич, вместе подумайте о деле, да и отдохнуть еще немного успеете… На Рослова я надеюсь. Успехов вам!

Разведчикам на этот раз предстояло не сведения раздобыть, а взорвать железнодорожный мост в неглубоком тылу противника, недалеко от маленькой станции. Но сделать это надо было в одну ночь, а расстояние в оба конца — верст шестьдесят, а то и поболее, потому вся группа отправлялась на конях.

К створу прохода выехали в шестом часу вечера. В ясную погоду солнце к этому времени должно закатиться, но от зари было бы еще светло. На этот раз над миром висела такая непроницаемая ненастная муть, что за пятьдесят-семьдесят шагов невозможно было различить кустарник, о которого начинался неглубокий — с развалистыми краями и заросшим болотистым дном — широкий лог. Постепенно расширяясь, он уходил в глубину обороны немцев верст на двадцать, достигая той речки, через которую перекинут нужный разведчикам мост.

Все они раньше хаживали по этому пути не раз и не два. А Василий с Григорием здесь впервые перебрались через линию фронта. Целую неделю скрывались они тогда в окрестностях, исколесили все вдоль и поперек, пока не набрели на этот проход.

Некоторое время немцы пытались держать здесь посты, но часовые либо сами удирали от комарья и страха из этой беспросветной и жуткой урёмы, либо становились жертвой наших разведчиков. Потом стали посылать сюда конные разъезды улан, человек по двадцать. Проезжая почти всегда по одному и тому же месту вдоль линии фронта, уланы сделали тут широкую тропу.

Дождь то сеялся незримым и почти неощутимым бусом, то хлестал холодными струями, то налетал северный ветер и стряхивал потоки брызг с кудрявых ветел, между которыми пробирались всадники.

Держась чуть не вплотную за серым конем Петренко, Василий Рослов испытывал большое неудобство не от дождя, а от непривычной оснастки. В этот поход снабдили их пиками, шашками, карабинами. Все это необходимо, конечно, а в их положении тем более, поскольку действовать предстояло бесшумно.

Мост этот видели они с Григорием, знают, где караульное помещение расположено, где посты. А вот каковы сваи, глубока ли речка и как туда подобраться — это не идет у Василия из головы. Но разве же знал он тогда, что придется к этому мосту возвращаться да еще с такой опасной целью! Кажется, и прожектор виднелся там. Так ведь в солнечный день помехи от него не было, а к ночи нырнули они в беспросветную урему, думая, что ушли отсюда навсегда.

Передние молча остановились. Это приближалась уланская тропа, и надо было убедиться, нет ли поблизости разъезда.

Командир второго отделения, урядник Шипилин, послал двух солдат в разные стороны вдоль тропы. Те скоро вернулись и доложили, что все спокойно.

Отряд рысью проскочил версты две, потом Петренко, догнав урядника, велел ему реже переходить на рысь, дозорных держать подальше.

— Ну и погодушка, прости господи, — ворчал пожилой урядник, смахивая с усов воду.

— Самая подходящая погодка, — возразил Петренко, — лучшей не придумать.

Потом еще более двух часов ехали — то шагом, то рысью. Разъезды могли и здесь встретиться. Двигались длинной цепочкой, прижимаясь к, густым зарослям кустарника или к ветлам.

Передовой дозор выскочил было на опушку леса, по краю которого тянулась неторная полевая дорожка. Поняли, что надо повернуть влево, потому как лог тут круто загибается к югу и верст через шесть упирается в речку. Теперь не следовало далеко углубляться в заросли. Двигались так, чтобы не терять кромку и вовремя углядеть прибрежные кусты.

Дождь все так же принимался хлестать время от времени, а ветер, кажется, еще усилился. Правда, в лесу не было ему настоящей воли — воровски засвистывал он, путался в ветвях и злился.

Петренко выбрался на дорожку и до боли в глазах всматривался вдаль. Едва различив мутную полосу прибрежных кустов, повернул к уряднику и тихо скомандовал:

— Стой! Вот здесь оставайся, Шипилин, и жди. Ухо держать востро. В случае чего, на поле далеко не выскакивать… Вон видишь, огонек проглянул?