Анатолий Калинин - Неумирающие корни
- Название:Неумирающие корни
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Ростовской книжное издательство
- Год:1971
- Город:Ростов-на-Дону
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Анатолий Калинин - Неумирающие корни краткое содержание
Неумирающие корни - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Сейчас мы его прокрутим, — объявил шофер, вылезая из-под капота. Он повернул торчащую впереди машины ручку, и вслед за всхлипами мотора паром затрясся густой прерывистой дрожью. Заготовитель встал с подножки и больше уже на нее не садился. — Так и знал! — И, прислушиваясь к перебоям неравномерно гудевшего мотора, шофер выключил его с досадой. — Тарахтит, как немазаная телега. И на малых оборотах глохнет. Называется — из капитального ремонта! При Григории Акимовиче никогда такого безобразия не было, чтобы машину с неотрегулированным зажиганием выпустили. Новый наш директор Мешков кожаное пальто носит, а четезе у него стоят на бугре в горячее время зяби. Придет в бригаду и — мимо людей — лезет трактору под брюхо. Думает, холодный металл ему больше живого человека откроет. Летом у нас с одним слесарем в мастерских история вышла. Дали ему для комбайнов болты нарезать, а он их все триста штук в обратную сторону погнал. Хотели его без рассуждения к прокурору, за срыв уборки. Между прочим, стахановец. А у этого бедолаги семейная жизнь в обратную сторону пошла, как резьба на железе. Жена ради выгоды с кооператором спуталась — от малых детишек.
— Знаю. Это у Ивана Сухарева, — подсказала Дарья.
— Меньше бы знала — лучше бы было, — ворохнул на нее глазами шофер. — Через ваше племя и страдают хорошие люди, как этот молодой слесарь. Самостоятельный человек. Конечно, к прокурору нехитро спровадить. Григорий Акимович тоже под трактор не гнушался, но про шестеренки у него свое рассуждение было: они, мол, сами по себе крутиться не станут. Бывало, в степь приезжал на своем газике. Знаете, такая увертливая машина под брезентом, ее за проходимость козлом называли?.. Правда, козел — по нашим дорогам. Григорий Акимович сам сидел за рулем, ездить любил быстро, чтобы сзади пыль крутилась. Я тогда был трактористом. Жили мы не в колесном фургончике, как теперь, а в кирпичном доме, посреди сада. Весной, когда яблони зацветут, дух занимает. К тракторам ездили на машине. Это все он устроил. Взойдет к нам в дом и с порога грозит, что приехал ругаться. Собой был небольшой, пониже меня, а видный. В академии учился. Сладких речей не терпел. «Выкладывайте, — говорит, — все без остатка, а я с вами буду биться». И начиналось сражение. Наши ребята всыплют ему и за механика, и за табак, и за части. Под конец сделается весь красный. Ну, да и он был такой, что без батька отобьется. В обороне не оставался — всей бригаде вывернет душу, как овчинку. На другой день и механик едет с частями, и газеты везут, и у трактористов нос в табаке. При таборе баня имелась. По соседству в эмтээс трактористы с утра до ночи елозят по земле кругом машин, замызганные, наподобие меня, как черти, а у нас патефон играет и выкупанные ребята заступают на смену. Перед весной мы в поле, как на праздник, снаряжались… Да, не скоро еще наши Григория Акимовича забудут. И шестеренки бы крутились, и все другое было бы, если бы он по своей неосторожности не угодил к немцам.
— Нет, они его раненого взяли, — вступился парень в синей рубахе. Голос его звучал глухо. До этого он не проронил ни слова. Даже в темноте была видна залившая его лицо бледность. — Партизаны схоронились в лесу, в ерике, а немцы выпустили на них овчарок. Он был командиром отряда. Пуля ударила ему в спину, и тут они его схватили.
— Разорвали? — испуганно качнулся заготовитель.
— Ут-топили в п-проруби, — заикаясь ответил парень, и сдавленный звук застрял у него в горле.
— Вместе с моим мужем, в воскресенье, — тихо заговорила Степанида. — Из леса их поволокли в станицу и замкнули в новом клубе, там, где была касса. В этой комнате кассир зимой и летом в шубе спасался. А их бросили на цементовый пол раздевши. Били. Когда меня к глазку допустили, где раньше билеты продавали, у Родиона все лицо было черное. Григорий Акимович не поднялся. Родион велел привести ему Нюру. С вечера я выкупала ее и сготовила харчи на передачу. В воскресенье встала рано, заря только занималась. За буграми гукали пушки — наши подходили. Да не успели. Вышла я на крыльцо и вижу: на Дону люди копошатся, прорубь темнеет. Захолонуло у меня сердце, как недоброе подсказало. Но я успокоила себя, что это рыбаки из-под лёда рыбу ловят. Разбудила Нюру, и пошли мы с нею к клубу. А навстречу нам от Дона Степка Царек вывернулся, полицейский. Вижу, на нем валенки Родиона обуты, я их сразу узнала. Знаете, такие лохматые, простые, их у нас чесанками называют…
И она положила руку на голову дочки, придремавшей, припав к матери, под рассказ об отцовской смерти. Раздвигая туман, всплывала красная луна над лесом. Как раскаленный, запылал каток под тросом, который, натягиваясь струной от берега к берегу, проходил через суденышко с людьми, ехавшими на нем в станицу.
— Па-аром! Па-аром! — неслось из станицы.
— Мой черед, — встрепенулся Степан Кузьмич.
— Я пойду, — опередил его парень в синей рубахе. И, сорвавшись с места, он быстрыми шагами бросился по палубе к тросу.
— В Григория Акимовича пошел. Вылитый… — вздохнула Степанида, кутая дочку полой теплой кофты.
Тень парома скользила по воде, сбросившей с себя одежды тумана. К ночи острее запахло сеном. Всходившая луна бросала зыбкий свет на тихую палубу.
— Да, мы не успели, хотя и быстро наступали от Волги, — сказал Степан Кузьмич и потянулся рукой к карману.
— Курите мои, — предложил заготовитель, протягивая ему раскрытую пачку.
— Нет, лучше самосада никакой другой табак не прочищает легкие, — отказался Степан Кузьмич, отводя его руку. Новый приступ кашля сотряс его тело, и он опять долго с ним боролся, держась за перильца. — Если бы мы еще с ночи в станицу вошли, то помешали бы, а к утру уже было поздно. Вытащили их из проруби баграми и похоронили с почестями в садах, где памятник Семену. Там же, после митинга, Акимыч и подвел ко мне Костю.
— Последнего, — отворачивая лицо, сказала Дарья.
— Младшего. Вот, говорит, за Гришу желает. И стали мы с Костей односумами, то есть, значит, служили вместе… Дарья, ты звену загадывала? — оборвал Степан Кузьмич, запыхтев папиросой.
— Загадала, Степан Кузьмич, — не сразу ответила Дарья.
— И чакан [1] Речной тростник.
есть вязать?
— Накосили.
— Завтра мы в садах обрезку начинаем, — сказал Степан Кузьмич, поясняя. — Обрежем лапы, свяжем и землей до тепла укроем. Видите, кругом памятника чернеют? И на буграх тоже. Раньше по ним скотина ходила, А Костя дознался, что виноград больше красную глину любит. Допустим, воткни буланый чубук — и не засохнет. Лучше его не было в окрестностях агронома. Из нашей лозы вино хорошее: сибирьковое, плечистик, красностоп, ладанное…
— Знаю, донской мускат, — оживился заготовитель.
— По-русски оно называется ладанное, — повторил Степан Кузьмич. — Есть и другие. Но я больше уважаю пухляковское, сухое. Пьешь, как квасок, а с места не встанешь. На праздник урожая в нашем колхозе один приезжий товарищ из области допился — с берега в Дон упал. Весной в сады соловьи слетались. Затемно, до зари, придешь в сад, а они к этому времени только начинают. Сперва один подаст голос, пощелкает и смолкнет. А как дождутся солнца, и все вместе вдруг загремят под кустами. У меня через этих соловьев все молодые девчата в садовую бригаду просились. Но потом загубили наши сады фашисты. Скоро и Кости не стало: убили его за Дунаем, в разведке. Я когда его до эскадрона на спине донес, он уже кончался. Тогда же и мне ихние автоматчики грудь прострелили.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: