Борис Изюмский - Призвание

Рядом стояла Анна Васильевна, и это тоже приносило радость, а завтра жизнь будет еще интереснее. «Прекрасное это чувство — ждать с нетерпением завтра», — думал Сергей Иванович.

Словно прочитав его мысли, Анна Васильевна оказала:

— Герцен когда-то писал, что хронического счастья нет, как нет льда нетающего. Это неправда!

— Конечно, неправда! — согласился Сергей Иванович. — Каждый день приносит счастье.

В соседней комнате был накрыт длинный стол, шутя начали рассаживаться за ним.

Борис Петрович встал, выждал, когда наступит тишина и, приподняв наполненный бокал, сказал негромко:

— Год прошедший был славным годом… Каждый день, из трехсот шестидесяти пяти, он выполнял задание на пять с плюсом. Поглядите вокруг: подготовлен пуск вод Севана, растут угольные шахты за Полярным кругом; пошел газ из Саратова в Москву… И мы, дорогие товарищи, честно потрудились… Нам не стыдно перед остальными тружениками, но впереди у нас еще много неразрешенных задач. И главное — школа должна стать большим, единым коллективом. Залог нашего успеха — в дружбе, мужественной и требовательной, — в ней наша сила. Этой сплоченности учит нас большевистская партия… за ее вождя, за великого учителя учителей я и предлагаю первый тост.

Все встали. Комната наполнилась перезвоном бокалов.

Яков Яковлевич включил радиоприемник, послышался голос диктора:

— С новым счастливым годом, товарищи!

Прощаться начали под утро. Кремлев пошел провожать Анну Васильевну. В синей шапочке-голландочке, в синих варежках, она походила на десятиклассницу.

Предрассветные улицы были торжественно тихи. За невысокой изгородью парка — внизу, — так, что виднелись только верхушки, — зябли деревья, застыли погруженные в зимнюю спячку фонтаны. На площади, перед театром высилась огромная нарядная елка, огни ее светились утомленно.

Сначала Сергей Иванович довел Анну Васильевну до парадного ее квартиры, потом она проводила его два квартала, потом — снова он. Они шли — рука в руку, и больше молчали — говорить не хотелось.

Анна Васильевна увидела длинную ледяную дорожку на тротуаре и, увлекая за собою Сергея Ивановича, заскользила по ней, не выпуская его руки из своей. В самом конце дорожки она оступилась, но Кремлев поддержал ее.

И опять у него возникла нелепая и тревожная мысль об инженере Пронине. Это была одна из тех мыслей, что появляются неизвестно почему, казалось бы ничем не вызванные и потому особенно неприятные.

— Анна Васильевна, — вдруг охрипшим голосом сказал он, — вам нравится инженер Пронин?

Рудина невольно покраснела. Позавчера, совершенно неожиданно для нее, Пронин прислал ей сумбурное, очень взволнованное и хорошее письмо из полупризнаний.

— Нравится, — подняв голову, сказала она и подумала, что может быть об этом и не следовало говорить Сергею Ивановичу.

— И правда, он, кажется, хороший человек, — глухо сказал Кремлев, останавливаясь у ворот Анны Васильевны.

— Ну, спокойной ночи, — пожелал он, пожимая руку и, попрощавшись, быстро ушел.

Каникулы пролетели, как один день, и снова идут уроки.

В коридорах притаилась та особая, всегда немного удивляющая тишина, что легко взрывается звонком.

Неторопливой походкой Волин идет мимо дверей классов.

Из-за одной, неплотно прикрытой, — до него доносится голос Анны Васильевны:

«Надо будет спросить, что она с Богатырьковым готовит к ленинским дням? А Балашову напомнить, чтобы выпустил номер газеты… Этот парень вчера опять мудрил… Заявил на комитете: „Мое дело, как главного редактора, осуществлять общее руководство“. Леонид ему хорошо ответил: „А кто за тебя будет готовить кадры классных редакторов?“

Да и дома у Бориса продолжаются нелады с матерью… Что-то произошло в каникулы и с Костей… Кажется, начался юношеский роман, и Рамков теряет голову. Вчера ни с того ни с сего нагрубил завхозу. Придется говорить на комитете…»

Борис Петрович остановился у окна. Белые сугробы укрыли двор и улицу, ослепительно блестела, переливаясь в лучах солнца, снежная пыль. Самолет оставил на сиреневом небе смелый золотистый росчерк, этот след, делаясь все шире, бледнел, растекался…

Внизу, на стадионе, семиклассники ходили на лыжах. Даже через двойные рамы проникал громоподобный бас Анатолия Леонидовича:

— Корпус вперед! Корпус вперед!

«Вперед-то вперед, а со своими боксерами ты мне доставил немало хлопот».

Недавно Анатолий Леонидович пригласил в школу двух мастеров бокса — показать их искусство — и началась «эпидемия» бокса. Во всех школьных уголках появились боксирующие пары. Это было повальное бедствие. Плотников в пылу сражения расквасил нос Жене Гешеву и потом они галантно пожимали друг другу руки.

Но, кажется, сегодня «кривая матчей» пошла вниз. Появилось новое увлечение — готовились к лыжному кроссу.

— По кругу! По кругу! — гремит голос Анатолия Леонидовича.

Кто это вырвался вперед? Не Игорек ли?

С седьмым «Б» хлопот полон рот. Не успели пройти тему «Религиозные войны», как появились собственные «католики» и «гугеноты». Игра? Но к чему она, такая игра? Надо перевести седьмой класс поближе к девятому — так будет спокойнее… Да, и поручить учкому разобраться, что произошло в шестом «Г»…

В этом классе сегодня на уроке Гаврила Петровича в печном поддувале затрещал будильник.

Борис Петрович собирается отойти от окна, но замечает у парадного входа школы группу малышей с лопатами на плечах.

«Трудовой сбор пионеров четвертого „А“», — прищурив глаза, довольно кашлянул Волин.

Впереди отряда снегочистов шествовал Плотников. Наушник его шапки воинственно торчал вверх, широкую лопату он держал, как пику, и, то и дело поворачиваясь к пионерам, отдавал им какие-то приказания.

Зазвонил звонок. Бодрый, радостный голос его доносился снизу, проникал во все уголки. Школа жила своей обычной жизнью.

Вполне искренне (латинский).

Очень хорошо (франц.).