Борис Изюмский - Небо остается...

— Уймись, дитя, — распаляет Лиля его еще больше.

— Выбирай себе другие мишени, — Вася пересаживается подальше от этой ведьмы.

В теплые, как сегодня, ночи Лиля по-прежнему любит спать на раскладушке на балконе, по бокам увитом диким виноградом с красноватыми листьями.

Угомонилась улица Энгельса, только редкая машина вкрадчиво прошуршит внизу. Из репродуктора городского сада льется нежная музыка ночного концерта — «Прелюд» Рахманинова.

Небо усыпано крупными, яркими звездами. Легкий ветерок доносит запах Дона. Ей вспомнилось: ночь под мостом, когда чувствовала себя песчинкой на черном шарике земли, в темном океане; порог школы, — Максим Иванович в косых линиях снега, машущий ей издали прощально… погибшие директор, Севка, Лева…

Как яркая вспышка, возникла мысль о том, что Максим Иванович сейчас где-то совсем близко, в нескольких кварталах, но живет своей, отгороженной от нее жизнью, и потому чужой. После получения от него письма она не однажды думала его найти, но мешала гордость.

Небо мудро глядит на землю и будет так же глядеть через сто, двести лет… В этой вечности своя глубина, свой надежный залог. Отодвигается суетность, мелкое, в душе остается только значительное.

Вот сегодня… Что принес день ей и что принесла ему она?

В ней сосредоточен целый мир… Но уберегла ли его от пошлости? Стала ли лучше? Не разменялась ли на пустяки? Не завидовала ли?

Зависть — это честолюбие пошлых людей. Но само по себе честолюбие может быть и здоровым, если направлено на цель благородную. В прошлом месяце она, таская на стройке института кирпичи, решила дать самую высокую выработку. И свалилась с сердечным приступом. Ей прописали постельный режим, полный покой. Но когда мама уходила на работу, она читала оды Горация, курс железобетонных конструкций, занималась английским языком. Папа протестовал:

— Полежи хоть немного спокойно.

Что ни говори, а счастье внутри человека. Инка недавно засомневалась:

— Может быть, мы выбрали с тобой не женскую профессию? Ерунда! Строить — что может быть интереснее этого? А пока поверим Петрарке: «Я не знаю иного наслаждения, как познавать».

Умолкла ночная музыка. Стал прохладным воздух. Звезды распахнули глаза ясновидиц.

И все же она хочет счастья Максиму Ивановичу, пусть с другой женщиной. Инка узнала — его избранницу зовут Доротеей… Придет ли когда-нибудь к Лильке-неудачнице разделенная любовь? А Васе она сегодня призналась:

— Должна сказать правду — я тебя не люблю, Вася, и не полюблю никогда… Прости, что порой была несправедлива. Ты славный, и какая-то девушка будет счастлива с тобой.

Они стояли под фонарем.

— Спасибо за правду, — сказал Вася.

Он уходил поникло, как человек в годах.

Мир спит и не спит, небо внемлет ему и думает о чем-то своем.

Всю сессию Лиля весьма успешно сдала — и сопромат, и теоретичку, вот только на физике произошел некий конфуз. Готовилась она к этому экзамену, не щадя себя, но в семестре из-за болезни отца пропустила несколько лекций. И надо же такому случиться — при сдаче напоролась на белое пятно в своих знаниях.

Физику у них преподавал болезненно-полный пожилой доцент Сергей Валентинович, читавший лекции довольно нудно, однако систематизирование и глубоко. В день экзаменов Новожилова, по своему обыкновению, первой вошла в аудиторию и взяла один из разложенных веером билетов.

Ей попались два вопроса: первый — дифракционный спектр, и второй — отношение e/ m. На первый ответила лихо, а во второй долго вглядывалась. Что за буквы? Промелькнула мысль: «Лишат стипендии». Холодный пот выступил на лбу. Но все же вспомнила: это же формула отношения заряда электрона к его массе. А вывод — хоть убей! — провалился. Наконец через силу сказала:

— Сергей Валентинович, я не могу ответить на второй вопрос.

Доцент, зная Новожилову как одну из своих лучших студенток, не поверил:

— Не волнуйтесь. Подойдите к доске.

Обреченно пошла она к доске. Написала, сколько знала, но вывод, вывод, последний штрих…

— Довольно… а вы говорите «не могу».

Написал в зачетке «пять» и отпустил.

Это была для Лили постыдная оценка. Двое суток она сидела над учебниками и лекциями Сергея Валентиновича и снова предстала, перед ним.

— Прошу вас, погоняйте меня еще…

Он поглядел удивленно, но понял, в чем дело, и не менее получаса «гонял». Когда Новожилова, ответила на все вопросы, сказал, глядя на нее добрыми глазами:

— Высоко ценю честность и самоуважение…

— Новость! — объявила Инка, ноготками ожесточенно взлохмачивая кудельки. — Есть для тебя жених.

Она многозначительно подмигнула и подняла большой палец вверх.

Вот неистребимая слабость — искать женихов знакомым. Сама-то не спешила с новым замужеством.

— Инженер-механик. Молодой вдовец. Собственный дом с садом.

— С садом? — переспросила Лиля. — Груши в нем есть?

Инка посмотрела озадаченно, потом, поняв, что подруга ее разыгрывает, взвилась:

— Слушай, девица двадцати лет от роду! Ты что?

— А ты?

— Ну, ты знаешь мою историю.

Инка, как она призналась, уже обожглась однажды на замужестве: «Прекрасный человек, но, понимаешь, полюбил другую, что тут поделаешь?» Да, Лиля понимала — ничего не поделаешь. Но сватовство Инкино отвергла:

— Сама найду.

Откуда-то донеслось рычанье львов. Лиля догадалась: это в цирке подавали голос питомцы укротительницы Бугримовой.

— Пойдем сегодня в цирк, — предложила она подруге.

— Ты сама — цирк, — огрызнулась Инка.

Этого приземистого, широкогрудого парня, лет на восемь-девять старше ее, Лиля увидела, когда они закапчивали работу на третьем этаже своего института. Они с Инкой стояли на высоких, обляпанных мелом козлах и штукатурили потолок будущей аудитории. Комната была большой, светлой, и от избытка чувств Новожилова, по своему обыкновению, запустила руладу, на этот раз из «Большого вальса»:

— А-а-а-а-а-а-а!

В проем с еще ненавешенной дверью и вошел этот парень.

— Что за соловушка у нас завелся? — он улыбнулся, сверкнув широкой полоской зубов.

Лиля умолкла, сжала юбку коленками. У парня крупный нос, крепкая шея, пролысина, особенно ясно видная сверху, но брови не по возрасту лохматые. Из-под майки буйно лезут волосы.

— Концерт окончен! — объявила Инка и кокетливо стрельнула глазками вниз.

— Жаль, — сказал парень и вышел.

— Ты знаешь его? — спросила Инка шепотом. — Это Тарас Горбанев с параллельного курса. Фронтовик-разведчик. Я видела у него на гимнастерке медаль «За отвагу» и нашивку — тяжелое ранение. На практике был мастером бригады, а до войны строителем работал.

— Благодарю за столь обширную информацию, — смешливо отозвалась Лиля.