Петр Капица - Когда исчезает страх

— Зачем же вы ее вызвали и сами тренируете? — не могла понять Зося.

— Видишь ли, лучше руководить ею самому, чем отдавать в чужие руки. Я, конечно, сделал вид, что ее время посредственное, и посоветовал пробовать себя на прыжках в длину и в спринте, но…

Видя, что Зося хочет его перебить, Евгений Рудольфович поднял палец и жестким тоном добавил:

— Но если я увижу, что ты проигрываешь на соревнованиях, то выпущу ее — никому не известную. Иначе буду глупцом, не использующим резервов для потрясения противников. Так что советую тебе от враждебных отношений перейти к приятельским.

— Значит, вы считаете, что я не гожусь, не сумею удержаться на первом месте? — обиделась девушка.

— Нет, этого я не говорю. Беда наша в том, что появляются новые конкуренты и они, как ни прискорбно, показывают опасное время. Наша задача — сделать их союзниками. Понимаешь? Ведь эту Большинцову я еще тогда приметил, но не смог найти. Паршивая девчонка куда-то убежала. Совершенно неожиданно я ее встретил этой весной, когда судил соревнования осоавиахимовцев. Четыреста метров она прошла чуть ли не с рекордным временем. Мне пришлось накинуть более секунды, чтобы отвлечь от летчицы внимание других тренеров.

— Выходит, что для вас я должна поступиться гордостью и сделать эту противную нахалку своей приятельницей.

— Не для меня, а для себя, — поправил ее Гарибан. — Пойми, мне гораздо выгодней на последние осенние соревнования выпустить Большинцову. Все газеты затрубят: «Известный педагог и тренер вырастил новую чемпионку». А я этого не делаю. Сознательно иду по более трудному пути, полагая, что ты поймешь и отблагодаришь… Мне хотелось бы удержать у себя Кочеванова. У этого райкомовца большое будущее. Он, кажется, на тебя поглядывает. Присоедини, пожалуйста, и его к своим поклонникам.

— Попробую, — согласилась Зося. Ей нравился этот крепыш с белозубой улыбкой. Любопытно было узнать, его поближе.

«Но как начать? — задумалась она. — Впрочем, чего голову ломать, все парни одинаковы: надень что-нибудь поярче, да чтобы облегало, — и будут глаза пялить. Если я присоединюсь к ним на утренней тренировке — сразу всех зайцев убью. Надо только войти в доверие».

Ирина, увидя на Кальварской прозрачную кокетливую блузочку, легкие тренировочные брюки, эффектно выделявшие линию бедер, и почти детскую шапочку, неизвестно чем прикрепленную к пышно взбитой прическе, поняла, что все это надето не для тренировки.

«Умеет показать свои прелести, — с неприязнью подумала летчица. — Не Кирилла ли хочет поразить? Не выйдет! Его не проймешь кокетством».

Сохраняя равнодушный и беспечный вид, она все же поглядывала за Кальварской. А та вела себя как беспомощная, шаловливая девочка: то ей надо было по-мужски затянуть ослабевшую шнуровку на шиповках, то она просила подать руку, чтобы перепрыгнуть через канаву, то помочь сорвать гроздь рябины. А когда Кирилл подхватывал ее за талию или под локти и вскидывал вверх, она как-то неестественно выгибалась, и смех ее делался таким, что Ирине становилось неловко.

«Кривляка противная, — хотелось сказать ей, — неужели на тренировке не можешь вести себя естественно? Ведь стыдно так навязываться парню!»

Кирилл чувствовал себя перед Зосей беззащитным. В ее вопрошающем взгляде, в очертаниях рта, во всей гибкой женственной фигуре было что-то такое, что смущало, тревожило и заставляло безропотно подчиняться ее прихотям.

Нехитрое притворство Кальварской, ее наигранную беспомощность несложно было разгадать. Но Кирилл охотно поддерживал придуманную Зосей игру, — она доставляла ему удовольствие. Он не прочь был схватить ее на руки и перенести через лужицу, подставить руки для страховки при прыжке на песчаную осыпь.

Порой они вели себя так, что Ирина злилась. «Он такой же, как все, — думала она. — Может, уйти, оставить их? Нет, почему я должна уступать?»

На прогулке летчица ничего не сказала Кириллу. Она боялась, что в ее голосе прозвучит либо слишком подчеркнутая беззаботность, либо плохо скрытая обида и он разгадает ее состояние. Только когда Кальварская ушла к себе, Ирина решилась спросить:

— Она тебе очень нравится?

— Ничего, может соответствовать, — ответил он с нарочитой беспечностью, словно подражая Яну.

— Тогда бегай с ней, я не буду вам мешать.

Кирилл удивленно вскинул брови.

— Ирка, ты никак ревнуешь? — изумился он. — Мы же друзья с тобой!

— Мне противно смотреть на то, как ты готов подчиняться любому ее капризу. Это даже неприлично.

— Не будем же мы по пустякам ссориться. — Он старался все обратить в шутку. — Мы же с тобой понимающие парни! Девчонки в нашей дружбе не помеха.

— Хорошо, я тоже позову кого-нибудь и посмотрю, как тебе это понравится.

— Даю слово — не пикну, — пообещал он.

Вечером, войдя с Яном Ширвисом в круг танцующих, Ирина спросила у него:

— Почему вас по утрам не видно? В одиночку тренируетесь?

— Не хочу, чтобы другие видели мой пот, — ответил он. — Это не очень интересное зрелище.

— Но в компании веселей. Выходите завтра на пробежку.

— Только ради вас, Ириночка, — словно делая услугу, согласился он.

На другое, утро Ян нагнал их в лесу.

— Разрешите пристроиться? — спросил он у Ирины.

— Пожалуйста, левый фланг свободен, — ответила она.

— А вас не интересует разрешение других? — напомнила Яну о себе Кальварская.

— Простите, я думал, что вы сами пристроились, — насмешливо ответил Ширвис. — В этой компании вижу вас впервые.

— Вы примитивны, Ян, — заметила она. — Вместо мыслей и эмоций — одни рефлексы.

— Зосенька, может, я действительно похож на павловскую собаку, но вам-то огрызаться не следует. Вы же из иной породы хвостатых.

— Из какой? Не стесняйтесь…

— Замнем, не будем ссориться. Нам же с вами в одной упряжке ходить.

Заметив, что Ирина вырвалась вперед, Ян прибавил шагу. Летчица была покладистей, она ему больше нравилась.

— Что вы дразните Кальварскую? — спросила Большинцова, когда он нагнал ее.

— Не люблю, когда люди воображают о себе больше, чем имеют на то оснований.

— Но ведь она хорошенькая? Таким все прощается.

— Не хорошенькая, а смазливая. Это не одно и то же.

Зося слышала ответ Яна.

— Какой противный ваш Ширвис, — сказала она Кириллу. — Слишком много воображает, хотя сам еще ничто. Славой отца живет.

Зося никому не прощала обид. Весь путь она выискивала поводы уязвить Яна.

— Хорошо воспитанный человек подал бы руку, когда девушка переходит ручей, — наставительно замечала она.

А Ширвис отвечал:

— Хорошо воспитанные девицы не делают замечаний другим. Запомните, Зосенька.

Он не любил оставаться в долгу. Словесная перепалка грозила превратиться в ссору. Кирилл, решив примирить их, шутливо объявил: