Ян Винецкий - Отчий дом

Толпа людей окружила аэроплан.

— Ура Нестерову! Ура витязю русского неба! — кричал старенький ротный врач Морозов, бегая вокруг аэроплана и не зная, как добраться до Нестерова.

— Браво, Петр Николаевич!

— Слава герою!

Толпа неистовствовала — кричала, хлопала в ладоши, смеялась и плакала от волненья.

— Ну что вы так… Что вы… — бормотал Петр Николаевич, потрясенный, счастливый и смущенный.

Комиссар Всероссийского общества воздухоплавания Орлов тут же, на аэродроме, составил протокол. Командир отряда Есипов, Миша Передков и другие летчики поставили свои подписи.

Потом коллективно писали телеграмму в Петербург.

— Я предлагаю начать так: «Открыта новая эра в завоевании воздушного океана».

— Громко. Надо проще, — сказал Петр Николаевич и покраснел.

— Ничего не громко! — не отступал Морозов.

— Доктор прав. Мертвая петля и впрямь открывает новую эру в авиации, — проговорил Орлов.

— С вас бы сейчас картину писать: «Запорожцы пишут письмо турецкому султану»! — сказал Передков возбужденно. — Пишите, как предлагает доктор — и баста!

— Нет, нет! — запротестовал Петр Николаевич. — Никаких «эр», «завоеваний» и прочих украшений!..

Наконец телеграмма была составлена:

«Киев, 27 августа 1913 года. Сегодня в шесть часов вечера военный летчик Третьей авиароты поручик Нестеров в присутствии офицеров, летчиков, врача и посторонней публики сделал на „Ньюпоре“ на высоте шестьсот метров мертвую петлю, то есть описал полный круг в вертикальной плоскости, после чего спланировал к ангарам».

Наденька расталкивала толпу, пробираясь к аэроплану. И вот она уже в объятьях Петра Николаевича. Молча целует его в губы, подбородок, щеки и плачет счастливыми, выстраданными слезами.

— Диночка! Ты была здесь? Ты все видала?..

Наденька вздохнула — горестно и вместе с облегчением, так вздыхают маленькие дети, когда обида улеглась, тучи прошли и солнце, яркое солнце снова проглянуло в юной душе.

— Ты помнишь последний наш вечер в Нижнем перед отъездом на Дальний Восток? — спросил Петр Николаевич. — Откос. Звезды. Девичья песня на том берегу… Ты помнишь, о чем мы говорили тогда?

— Помню. Ты звал меня с собою на… Луну, — улыбнулась Наденька с прежней доверчивостью.

— Да! Сегодня я убедился, что ты пойдешь со мной в самые трудные дали…

Слава бывает подобна пожару в лесной чащобе. Сначала лишь на мгновенье вспыхнет огонек, блеснет смело, но едва приметно. И кажется, не пробиться ему сквозь густой бурелом, не окрепнуть, не озарить густую тьму леса. Но пройдет немного времени, и жаркое пламя взметнется к высоким вершинам, забушует, выкрасит небо алым заревом и станет видным далеко окрест.

Так случилось и с Петром Николаевичем. Двадцать восьмого августа только одна «Санкт-Петербургская газета» дала информацию о «смелом опыте поручика Нестерова» и напечатала телеграмму, составленную на Сырецком аэродроме в Киеве.

А на другой день в Париже газета «Матэн» поместила телеграмму своего петербургского корреспондента о мертвой петле, совершенной в воздухе военным летчиком поручиком Нестеровым.

Потом запестрели на первых страницах всех столичных и провинциальных газет кричащие заголовки: «Головоломный трюк на высоте шестисот метров!», «„Мертвая петля“ вознесла к зениту славы вчера еще безвестного поручика!», «Бесстрашие или безумие?», «Русский Пегу».

— Боюсь, что я стану знаменит, как Сергей Уточкин, — говорил Петр Николаевич Наденьке. — Мне запомнилась его шутка:

«Я очень популярен в Одессе. Когда я еду по улице на машине, мальчишки бегут за мной и дразнятся: „Уточкин, рыжий пес!“»

Наденька звонко смеялась. Гордое удовлетворение звучало в ее смехе.

«Петюша прославился на всю Россию. В Нижнем Новгороде сейчас, должно быть, поздравляют Маргариту Викторовну все соседи и показывают ей газеты…»

Петр Николаевич все больше мрачнел. Черт знает, что еще наплетут эти брехуны! «Русский Пегу!..» Стоило все юные годы отдать изнурительным исканиям, рисковать всем самым дорогим, чтобы тебя потом сравнивали с предприимчивым французом, превратившим аэроплан в платную забаву для зевак.

Дом Нестеровых осаждали репортеры, фотографы, какие-то дамы из благотворительных обществ, иностранные туристы, желавшие поглядеть на автора «мертвой петли», представители фирм.

Петр Николаевич никого не принимал. Наденька неизменно отвечала, что «поручика нет дома». Только одного человека принял Петр Николаевич на третий день после петли — корреспондента парижской газеты «Матэн».

Быстроглазый господин в котелке и с короткими бакенбардами вошел подпрыгивающей походкой. Он говорил торопливо, то прикладывая руки к сердцу, то выбрасывая их над головой.

— На каком языке будем говорить? — спросил корреспондент. — Я просил бы вас на французском, так как я русским владею плохо…

— Извольте.

Корреспондент повеселел и быстро зачастил по-французски:

— Я благодарю вас, месье, за то, что вы согласились на рандеву. Парижская газета «Матэн» приглашает вас рассказать на ее страницах о вашем необычайной храбрости полете.

— Спасибо, месье, — ответил Петр Николаевич. — С удовольствием приму любезное приглашение. Удивительно, в моей мертвой петле видят лишь храбрость. Но я позволю себе утверждать, что мертвая петля открывает новые горизонты в летании. И честь этого открытия принадлежит России!

— Как вам будет угодно, месье Нестеров. Я передам текст вашей статьи по телеграфу.

— Господин Пегу читает «Матэн»? — улыбнувшись, спросил вдруг Петр Николаевич.

— Уж эту-то статью, можете быть уверены, Адольф Пегу прочитает! — засмеялся француз.

— Мы должны обогащать друг друга. Слишком много гибнет нас, чтобы мы были скрягами и не держались за руки.

То ли Петр Николаевич ошибся, сказав по-французски не то слово, то ли корреспондент понял его по-своему, но он еще оживленней заработал руками и задергался, точно был весь на пружинах.

— О, да! Адольф Пегу сколотил своими показательными полетами весьма приличное состояние.

Он вкрадчиво понизил голос:

— Кстати, месье Нестероф… Компания французских предпринимателей поручила мне сделать вам одно, полагаю, заманчивое для вас предложение… Условия баснословно легкие для вас… Один месяц поездки по Франции и десять тысяч франков в кармане!.. Вы станете богатым человеком, месье Нестероф!

Петр Николаевич покраснел, обиженно поджал губы.

— Я не канатоходец и не факир… Есть вещи, которых не измерить деньгами!..

— Извините, месье Нестероф. Я вас, кажется, не так понял…

«И никогда не поймешь!» — мысленно воскликнул Петр Николаевич. Он тяжело задышал и сказал как можно сдержанней: