Александр Андреев - Спокойных не будет

— Скажу.— Седой человек едва приметно улыбнулся,— И Гордиенко и Токарев сейчас на берегу, на основных сооружениях. А Елена ушла домой, у нас обед.— Он тронул меня за локоть, приглашая следовать за собой. На деревянном крыльце он, задержавшись, указал в ту сторону, откуда я только что пришла.— Палаточный городок видите?

— Да. Мы там будем жить.

— Вы из студенческого отряда? Очень приятно.— Он протянул мне руку. — Верстовский.

— Женя,—ответила я и прибавила тише: — Токарева...

Он пристально, со скрытым удивлением оглядел меня, потом объяснил:

— За палатками два домика стоят. С яркими наличниками. Вы их сразу увидите... В одном живут Елена и Петр, в другом Будорагины...

— Спасибо,— сказала я и туго сжала веки: вдруг заболело в груди. Я вышла на откос и сразу же увидела в стороне от палаток две избушки с острыми кровлями. Я побежала с горы, неслась что есть духу, напрямик, мимо мелькали белые стволы берез в черных заплатах, бронзовые — в чешуе — сосны, зеленые иглы ветвей обжигали руки, шею. На мгновение мне почудилось, что избушки не стоят на месте, а тихо плывут по низине к реке, и я побоялась не догнать их.

Подлетев к первому домику, я остановилась и перевела дух. Окна были закрыты и занавешены. Я негромко постучала в стекло. Подождала немного и еще раз постучала. Ситцевая занавесочка шевельнулась, уголок ее отогнулся, и я увидела лицо Анки, бледное и исхудавшее. Она смотрела на меня, не узнавая, сощурясь от солнца. Затем глаза ее округлились и застыли в каком-то радостном испуге, рот чуточку приоткрылся, а ладошка прислонилась к щеке. Занавеска отодвинулась совсем, и рядом с Анкой очутилась Елена. Я вздрогнула и чуть не вскрикнула от внезапности. Я, кажется, очень долго стояла, не в силах стронуться с места, не отводя взгляда от Елены. Родная моя, ненаглядная, моя волшебница... Очнулась я от их крика.

— Иди сюда! Скорей! — Они махали мне руками. Потом обе оторвались от окошка.

На крылечке они подхватили меня под локти и ввели в избу. Усадили на лавку. Я тут же расплакалась. Анка, глядя на меня, тоже заплакала, уткнувшись лбом в мой висок. Елена, сдерживаясь, молча гладила меня по волосам, по спине, дышала часто, с остановками.

Первой заговорила Анка. Она села на маленькую табуреточку и положила руки мне на колени.

— Женька! Откуда ты взялась? — воскликнула она, улыбаясь сквозь слезы.— Вот уж не ждали-то! Не было дня, чтобы мы не говорили о тебе. А ты про нас и не вспомнила небось ни разу. Забыла.

— Что ты, Анка, как я могу забыть!.. Почему ты такая? Болела?

— Ох, не спрашивай! — Чтобы заглушить крик, она надавила на глаза кулачками. Из-под них обильно сочились слезы, капали мне на коленку.

Елена сказала скупо:

— Не надо сейчас, Женя. Потом... Давайте обедать. Вставай, Анка. Идите к столу.

Анка глубоко вздохнула, вытерла щеки пальцами; глаза влажно сияли.

— Я соскучилась по тебе, Женя... Как будто ты моя сестренка. Лежала вот тут, на кровати, и все думала: как ты там, что ты там. Без Алеши... — Она вынесла из-за цветистой занавески, отделявшей чулан, тарелки и поставила на стол возле чугунка с картошкой.— Залезай в угол...

Елена села рядом. Тая улыбку, она кивнула мне.

— Я знала, что приедешь. Даже день знала. Как ты живешь?

— Плохо, Лена,— созналась я.— Неопределенно как-то.

Анка удивилась:

— В Москве-то — и плохо? Вот уж нелепость!.. А нам здесь ничего живется. С приключениями. Вот лета дождались. У мужиков наших дел по горло. На основные сооружения перешли. И Алеша там.— При упоминании этого имени сердце на секунду приостановилось, а потом, наверстывая пропущенный удар, застучало громко, рывками, отдаваясь в висках.- - И Трифон там. Они теперь плотники, ряжи рубят. Соревнуются... Сходи посмотри. Ты ешь, Женя, пока картошка горячая...

Есть не хотелось, во рту пересохло и горчило, я попросила пить. Анка зачерпнула из ведра воды и поставила ее передо мной прямо в ковшике. Я жадно выпила всю воду. Повернувшись к Елене, я сказала напрямик:

— Аркадий Растворов тоже приехал.

Елена даже бровью не повела, точно это ее не касалось.

— Я это знаю,— ответила она ледяным тоном.

Анка всплеснула руками, пораженная.

— Как же так, Женя? Он разве в институте?!

В это время в комнату, не стучась, вошла стройная девушка в легком платье, синем, в горохах, на спине — коса с бантом на конце. В руках держала что-то тщательно завернутое в полотенце.

— Вы уже обедаете? — воскликнула она звонко.— Я бульон принесла тебе, Анка. Вкусный, чистый. И два пирожка с мясом. На-ка, поешь... — Торопливо развернула кастрюлю.— Еще горячий.

— Спасибо, Катя,— сказала Анка.— Я уже сыта...

— Запоздала я немножко... — Катя налила бульон в чашку, на блюдце положила пирожки.— Заботы всякие. Продукты привезли... Ты все это должна съесть.— Девушка села возле Анки и посмотрела на меня ясными, доверчивыми глазами, бестрепетно, с любопытством.

Елена сказала, представляя меня:

— Это наша подруга, Женя Токарева, жена Алеши.

Девушка невольно, вместе с табуреткой отодвинулась от стола и, казалось, чуть побледнела. Потом протянула мне руку:

— А я Катя Проталина. Ты из Москвы, студентка?

— Да.

— Я по одежде узнала. В столовую уже приходили в таких же костюмах, студенты, говорят. Один с бородой, свирепый, как зверь, хохочет, зубы белые, точно снег. Все, говорит, съедим у вас, и тебя заодно: питаюсь, говорит, одними молоденькими девушками...

— Это Аркадий,— сказала Анка.— По всему видать, он. Его же исключили из комсомола, из института отчислили.

— Остался,— ответила я.— Сумел. Учиться стал хорошо. В активистах теперь ходит. Боря Берзер его защищает.

Анка сокрушенно покачала головой.

— Поди ж ты... А как же бороду-то ему разрешили носить?

— Упросил. Без бороды, говорит, я вроде бы голый — привык...

— Вот сатана!—Анка всплеснула ладошками.— Всего добьется, чего бы ни захотел! Теперь держись, Лена. Настиг он тебя. Как бы чего не сотворил с тобой. Надо предупредить ребят.

— Не надо.— Зеленые глаза Елены непримиримо сузились.— Не боюсь, Анка. Много чести для него — бояться.

— Сказал, на Берег Слоновой Кости уедешь, и там найдет,— заметила я.

Катя внимательно и чутко прислушивалась к нам, ничего не понимая, лишь догадываясь о прежних наших взаимоотношениях. Она почти не отрывала от меня взгляда, взгляда прямого, взыскательного, и я невольно ощущала какую-то неловкость.

— Это вы про того бородатого студента разговариваете? — спросила Катя.— По-моему, он только хочет казаться страшным, а на самом деле он веселый, смеется. И борода ему идет... — И сразу же безо всякого перехода обратилась ко мне: — А почему ты не вместе с Алешей?

Вопрос привел меня в замешательство.